– Пришли, – сказала Бесс мужчинам.
Те побросали вилы, не дожидаясь приглашения, поскольку после утренних трудов были более чем готовы поесть.
Маргарет взвизгнула и, подбежав к сестре, бросилась в ее объятия. Бесс подхватила ребенка и кружила, пока обе они не рухнули, потеряв равновесие и хихикая, на усыпанную сеном землю.
– Бесс!
Мамин голос, она делает вид, что сердится.
– Осторожнее.
– Да уж. Хорошо.
Отец отряхнул рубашку огрубевшими руками.
– Кобыла есть не станет, если весь вкус из еды выжать.
Его попытка рассердиться оказалась еще менее успешной.
Вся семья дружно отправилась к ближайшему дубу и устроилась в его приветливой тени. Энн поставила корзину на землю и начала доставать еду, которую принесла труженикам.
– Мы напекли овсяного печенья, Бесс, смотри.
Маргарет сунула сестре под нос полотняный узелок и дернула за углы, чтобы показать угощение.
Бесс глубоко вдохнула, смакуя запах теплого печенья.
– Ммм! Маргарет, до чего хорошо пахнет.
– Хорошо? – рассмеялся Джон, принимая у Энн кувшин сидра. – Ты что, Бесс, не поймешь, что перед тобой лучшее овсяное печенье в Бэткоме, даже если тебя в него носом ткнуть?
Маргарет подпрыгнула от радости и неуклюже прошлась торжествующим колесом. Бесс смотрела, как пересохшую землю метут юбки и полы рубашки. Печенье на вкус напоминало нынешний день – с его солнечным светом, изобилием и любящими руками. Бесс хотелось, чтобы на дворе всегда стояло это время года, ленивая макушка лета, с ярким солнцем, долгими ясными днями, привольем тепла и обильной еды.
– Почему нельзя, чтобы всегда было лето? – спросила она, ни к кому не обращаясь.
– Глупости, – ответил Томас с полным ртом сыра. – Если бы всегда было лето, не было бы дождей, не было бы времени сеять, пахать, земля бы не отдыхала, не набирала соков. Фермеры бы с толку сбились.
– Ох, Томас, – Бесс легла на спину, закинув руки за голову, закрыла глаза и стала смотреть, как танцует солнечный свет на веках, – обязательно всегда быть таким рассудительным?
– Объевшись рассудительности, еще никто не умирал, – заметил Томас.
Бесс рассмеялась.
– Но и не жил по-настоящему, если ничего больше не ел.
– По-моему, ты хочешь всю жизнь провести ребенком, – сказал Томас, скорее в качестве наблюдения, чем в осуждение.
Бесс открыла глаза и посмотрела на Маргарет, плясавшую на стерне.
– Это же лето нашей жизни. С чего бы мне хотеть из него уйти? Такая свобода. Вся жизнь – возможность. А потом мы вырастаем, и выясняется, что выбора-то и нет. За нас все решено. Кем нам быть. Где селиться. Как жить.
Энн покачала головой.
– Люди по большей части были бы благодарны за дом, место и положение. За уверенность в том, кто они.
– Но не наша Бесс.
Джон помедлил, не спеша отпил сидра и продолжил:
– Наша сестра скорее полетит по воле ветра. – Он засмеялся. – Приключения за холмами или за океаном, но не в Бэткоме. Разве не так, Бесс?
– А что плохого в том, чтобы хотеть заняться чем-то другим? – Глаза девушки загорелись при мысли об этом. – Что-то изменить?
– Осторожнее, Бесс, – произнесла мать. – Такие разговоры могут счесть тщеславием. Скажут, что не по-божески это: хотеть чего-то, кроме того, что Он для тебя избрал.
Бесс вздохнула; ей хотелось, чтобы мама хоть раз позволила ей поделиться своей мечтой, не растоптав ее по суровой земле действительности.
– Смотрите! – Маргарет перестала танцевать и взволнованно указывала на дальний край поля. – Уильям! Бессин Уильям!