Все еще холодно, но мороз чуть ослаб. Сегодня я совершила вылазку в деревню. Я сознавала, что откладываю ее. Я не хочу заводить никаких знакомств с соседями, кроме самых поверхностных, но понимаю, что держаться совсем наособицу неправильно. Быть затворницей означает казаться загадочной сверх того, что могут вытерпеть деревенские жители в теперешние новые времена. Лучше позволить себе вежливо обмениваться с людьми кивками, приветствиями и репликами о погоде. Я стараюсь в разговорах быть скучной, до грубости, если этого не избежать. Делюсь только самыми необходимыми сведениями с теми, кто захочет достроить за меня невыразительную историю. Так меня могут оставить в относительном покое. Однако я не думала, что встречу в деревенском магазине, куда зашла за кое-какой бакалеей, ту девочку-подростка. Моя немногословность во время нашей прошлой встречи ее явно не отпугнула, она, похоже, была даже рада меня видеть.
– Как изгородь? – осведомилась девчушка.
– Понемногу обретает форму, спасибо.
– Вы будете красить стены снаружи? – спросила она. – Я как-то видела похожий домик, светло-голубой, с белыми рамами и синей дверью. Такой сказочный. Было бы супер.
Она смотрела на меня сияющими от своей придумки глазами.
Я задумалась, чем ей так интересен мой дом. Она, как и в прошлый раз, была одна. У нее что, нет друзей? Насколько я знала, девочки-подростки редко ходят поодиночке. Я напомнила себе, что она тоже здесь новенькая, и, возможно, у нее еще не было времени завести друзей.
– Я об этом не думала, – ответила я. – Цвет стен не так уж важен.
После чего продолжила выбирать покупки, надеясь, что на этом все и кончится, но она повлеклась за мной по проходам, как назойливая цветочница.
– А собака у вас есть? У вас отличный сад для собаки, и лес сзади. Мама мне не позволяет завести. Говорит, от шерсти пылесос забьется.
– Нет. Собаки нет.
Я сняла с полки пакет коричневого сахара.
– Ой, я тоже люблю коричневый. Особенно хрустящий. С хлопьями. Вы хлопья любите? Вот они, тут, смотрите. Медовые или кокосовые? Нет, такие худые, как вы, наверное, мюсли едят. Вы мюсли любите?
Широко улыбаясь, она взяла коробку.
Я холодно на нее взглянула.
– Не многовато вопросов? – поинтересовалась я, продвигаясь к прилавку и желая поскорее уйти.
– Вот и мама так говорит. Но, с другой стороны, как я что узнаю, если не буду задавать вопросы?
– Еще один.
– Да, это у меня, наверное, само собой выходит.
Она хихикнула; радостный звук, словно весенний дождь бьет по луже.
Мне сдавило грудь, когда я поняла, что она напоминает мне не меня саму, только моложе, а Маргарет, мою любимую, милую маленькую сестричку. Маргарет, с ее легким шагом и живым смехом. Маргарет, обожавшую меня так же сильно, как я обожала ее. Да, в открытости и невинности этой девочки было что-то схожее с натурой Маргарет. Я кивнула, благодаря хозяйку магазина, протянула деньги. Когда я повернулась к двери, девочка оказалась передо мной; она загораживала дорогу и словно ждала чего-то.
– А ты не должна быть в школе? – спросила я.
– Учитель на курсах. У нас свободный день, занимаемся дома.
– Тогда тебе надо туда, заниматься?
Девочка оказалась достаточно хорошо воспитана, чтобы покраснеть.
– Я пришла за валентинкой, – сказала она. – Только не могу выбрать. Смотрите.
Она показала на открытки, выставленные у прилавка.
– Смешную, секси или романтическую, как думаете?
– Зависит от того, для кого она.
Подросток покраснел еще гуще и уставился себе на ноги.
– Для Майкла Форестера.
– И какой он, Майкл Форестер?
– Отпад. Всем нравится. Особенно девчонкам. Он еще спортсмен отличный. Легкая атлетика, регби, плавание. Всегда побеждает. Такой крутой.
– Судя по всему, эго у него достаточно раздуто и без тебя. Я бы не стала тратить деньги.