— Поздновато, — проворчала она, хватаясь за отполированный латунный поручень над огнем и выпрямляясь.
В ее возрасте, с ревматизмом это была не слишком простая задача. Сквозь редкие седые волосы просвечивал розоватый череп.
— Овсянка на плите, — сказала Энни и подошла к столу, чтобы поправить масляную лампу.
— Не зажигай пока. Давай посумерничаем, — предложила Бьянка.
Энни пожала плечами, повернулась к плите, переложила черпаком из почерневшего горшка в чашку немного овсянки и достала ложку из кухонного шкафа.
— Кушать подано, госпожа.
Затем села в продавленное кресло и, сложив на коленях узловатые руки, стала смотреть, как девочка ест. На каминной полке ворковал чайник, роняя из носика капли воды, шипящие в пламени. В темном углу комнаты тикали невидимые часы. В дымоходе завывал ветер.
Бьянка доела овсянку и зарыла озябшие ноги поглубже в складки лоскутного ковра.
— Сегодня приехали новые люди, — сообщила она. — Двое мужчин, женщина и мальчик. А еще слепая девочка.
— Ты ведь не ходила к гавани?
Бьянка покачала головой.
В голосе Энни слышалась тревога.
— Ты же знаешь, что он говорил. Я ему обещала.
Бьянка смотрела на огонь, наблюдая, как между раскаленными добела кусками каменного угля время от времени проскальзывают крохотные зеленоватые язычки пламени.
— Тогда ты, должно быть, с кем-нибудь разговаривала. Иначе откуда бы ты узнала?
— О новых людях? — Бьянка закрыла глаза и улыбнулась с таинственным видом. — Я могу видеть сквозь стены и что происходит за углом, — проговорила она нараспев. — Могу летать над горами и над морями. Я знаю, кто приходит и кто уходит, но никто никогда меня не видит.
Энни принужденно хохотнула.
— А что, если он в это не поверит, а, госпожа?
Бьянка бросила на Энни озорной взгляд.
— Но ты-то веришь…
Старушка заерзала в своем кресле, и старые пружины заскрипели.
— Да чего уж там! Сила у тебя есть, — проворчала она уважительно. — Хотя, как я понимаю, видеть сквозь стены — одно дело, а летать — другое… Но он-то считает это… как бы сказать… бреднями. Так что тебе лучше помалкивать, госпожа. Не болтай с ним о новых людях с парохода, а то он решит, что ты побывала в городе, крутилась там и чесала языком. Я пообещала ему, что никаких слухов ты распускать не станешь.
Бьянка, ссутулившись, сидела на скамье.
— Не понимаю, почему мне нельзя ходить где хочу. Я не боюсь мистера Смита.
— Никто и не просит тебя бояться. Просто молчи, уважай его и делай, что он просит. Не водись ни с кем и не болтай. — Энни Макларен замолчала, а потом пробормотала, наполовину про себя: — К чему нам неприятности? Слава богу, хоть есть крыша над головой…
Старуха откинула голову на высокую спинку кресла, закрыла глаза и тут же уснула, как засыпают старые люди. Рот ее приоткрылся.
Девочка глядела на огонь, положив подбородок на руки, и слушала, как тикают часы и шипит чайник. Внезапно Бьянка выпрямилась, прислушиваясь, потом спрыгнула с лавки и потянула Энни за юбку.
— Мистер Смит приехал! Зажги лампу, а я открою ворота, — громко сказала она и выбежала во двор, потревожив сонного петуха, который решил переночевать на груде торфа около задней двери. Ветер подхватил ее юбку и раздул как парус. Спотыкаясь, Бьянка добралась до ворот и открыла их, чтобы впустить белый «ягуар», который вкатил во двор, переваливаясь на рытвинах, и остановился у задней двери. Девочка запахнула ворота и побежала назад к дому.
Из автомобиля выбрался мистер Смит: среднего роста, не худой и не толстый, не молодой и не старый, в неизменных темных очках. В руке он держал деревянный ящик.
— Как поживает моя любимая ведьмочка? — спросил Смит без улыбки, но дружелюбно потрепав Бьянку за щеку, и они вместе вошли в кухню.
Энни Макларен уже зажгла две масляные лампы и протягивала одну из них Смиту.
— Печь еще теплая. Сейчас подам вам чай.
Мужчина поставил на стол деревянный ящик, который принес с собой, и взял лампу.
— На одно словечко, Энни, — сказал он и вышел из кухни в темную прихожую. Старушка последовала за ним. Их не было минут пять. Когда Энни вернулась, вид у нее был озабоченный.
— Сегодня он ждет вечером какого-то гостя. Велел приготовить лобстеров. А ты, подальше от греха, отправляйся-ка в постель.
— Помочь тебе?
Старуха покачала головой.
Бьянка открыла было рот, но промолчала. Если уж Энни Макларен упрется, — а случалось это не слишком часто, — переубеждать ее бесполезно.