— Время жатвы… Мои… Наш-ш-ши… — шипел призрак, протягивая костлявые руки то к одному, то к другому ребенку, и осторожно, почти с материнской лаской и заботой, касался их лбов кончиками черных когтей, от чего из голов детей начинали виться тоненькие светящиеся голубоватым светом нити.
Мерцающие в темноте линии сплетались в пульсирующий клубок. Исходившее от него сияние в такт биению детских сердец то почти затухало, то вновь разгоралось с новой силой, заливая горницу мертвенным светом.
«Лойма. — Ялика наконец-то узнала фантома. — Неужели близнецы — ее неклюды? Нет, и я, и Ведана давно бы догадались!»
Ворожея судорожно потянулась рукой к котомке. Но, не обнаружив ее на обычном месте, вспомнила, что оставила сумку на постоялом дворе.
«Ох, и разиня!» — сокрушенно выдохнула ворожея.
Память тут же услужливо подкинула образ недовольной Яги, которая не раз ругала молодую ученицу за брошенную где попало котомку.
«Может и так статься, — не единожды наставительно повторяла Яга, в очередной раз обнаружив сумку в самом неподходящем месте, — что от того, что в котомке твоей схоронено, будет жизнь твоя зависеть».
Мерцающая в темноте лойма не обращала никакого внимания на ошарашенно застывшую на пороге ворожею, лихорадочно пытавшуюся вспомнить какое-нибудь средство, способное прогнать духа туда, откуда он пришел.
— Ж-жатва… — продолжал шипеть призрак.
Клубок светящихся нитей, висящий в воздухе перед лоймой, прекратив пульсировать, стал разгораться все ярче и ярче. В этом сиянии, залившем всю горницу, ворожея увидела, как ввалились глазницы на лицах детей, а их посеревшая кожа стала напоминать полуистлевший пергамент.
«Она же их убивает! — пронеслась суматошная мысль в голове Ялики. — Силы их пьет!»
— Хватит! — что есть мочи прокричала она.
«Кровь — с нее все начинается, ей все и заканчивается, — прошелестели в голове наставления старушки Яги. — Великая сила в ней заключена!»
Лойма на мгновение замерла. Неспешно обернувшись на крик, уставилась на ворожею. В белесых глазах медленно разгорелись огоньки, пламенеющие потусторонним светом. Призрак с угрозой оскалился, обнажив ряды маленьких острых зубов, и поплыл навстречу Ялике.
Не теряя ни секунды, та впилась зубами себе в правое запястье, разрывая кожу и сосуды. Теплая солоноватая жидкость потекла по губам. Затем, поморщившись, торопливо нараспев прокричала, вцепившись левой рукой в висевшую на шее руну Велеса:
— Здесь ты и руна твоя! Здесь я и кровь моя! В ней сила твоя, в ней сила моя!
С каждым словом, срывающимся с губ, по венам ворожеи прокатывалась волна жара, сокрушающим потоком устремляясь к окровавленному запястью.
— Прими же кровь в дар! — срывающимся голосом выкрикнула она. — Оставь в ней силу, как дар!
С последним словом ворожея резко взмахнула прокушенной рукой. И с кончиков её пальцев в сторону неспешно надвигающейся лоймы брызнули рубиновые капли, на лету наливаясь и разгораясь ярким багровым пламенем. Едва коснувшись духа, они, ослепительно сияя, растеклись по эфемерному телу рваными алыми кляксами. Призрак оглушительно завыл, вскинув вверх голову, беспорядочно замахал руками в попытке стряхнуть с себя прожигающие плоть капли и в следующий миг распался на языки мрака, промелькнувшие невесомыми клубами мимо застывшей Ялики и вылетевшие на улицу сквозь разбитое окно. В ту же секунду парившие в воздухе близнецы с глухим звуком рухнули на пол.
Ворожея, облегченно выдохнув, кинулась к распростершимся на полу детям.
— Что с ними? — услышала она встревоженный голос Могуты, замершего на пороге.
— Живы, хвала Богам, — глухо отозвалась она и, прикрыв лицо руками, расплакалась, давая волю бурлящим в груди переживаниям.
— Ну, будет, — тихонько произнесла подошедшая Ведана, ласково погладив её по голове, и спросила: — Лойма была?
Ялика лишь кивнула, захлебываясь от душивших ее рыданий.
— Тяжело тебе, пресветлая, пришлось, — то ли спросила, то ли заключила Ведана, заметив рваную рану на запястье. — Кровиночку в ход пустить пришлось.
— Сама виновата, — буркнула Ялика, утирая рукавом катящиеся слезы. — Она вернется. Отсидится в лесах до полуночи, сил наберется и вернется.
— Вижу, — прошептала Ведана, разглядывая детей подслеповатым прищуром. — Связала себя, нечистая, с ними узами черными.
Уложив так и не проснувшихся детей в кровати, они вышли из горницы, прикрыв за собой дверь.
Тяжело дышащий от боли в боку Могута тут же опустился на лавку за столом и тяжелым мрачным взглядом сопровождал засуетившуюся Ведану.