Еще издали Ялика почувствовала удушающий запах гари. Казалось, этот смрад пропитал все вокруг: и дорожную пыль, и зеленеющую на полях траву, и раскачивающиеся от дуновений легкого ветерка вершины деревьев, громадными исполинами возвышающимися чуть вдалеке. Даже проносившиеся по небесной синеве невесомыми призраками пушистые облака пахли недавно приключившейся бедой.
Когда показались первые обугленные остовы изб и хозяйственных построек, запах стал совсем невыносимым. К нему добавилось зловоние паленой плоти и шерсти. Видимо, вместе с постройками погорели и все их обитатели, включая животных. Над воцарившимися вокруг смертью и разрушением не властно было даже летнее солнце, лучи которого, казалось, обходили проклятое место стороной.
Зябко ежась, Ялика бродила среди остывшего пепелища, поднимая настороженными шагами облачка пепла и сажи, тревожно вглядываясь в останки некогда богатого имения в попытках обнаружить хоть что-нибудь, позволившее разглядеть причину случившегося несчастья. Как вдруг уголком глаза заприметила быстро промелькнувшую тень, тут же скрывшуюся за неведомо как уцелевшим и покрытым языками копоти колодцем.
— Выходи, — устало позвала она. — Я тебя видела.
Из-за колодца, словно нехотя, вылез черный взлохмаченный кот, мельком посмотрел на нее блюдцами желтых глаз с вертикальными зрачками и, жалобно мяукнув, принялся вылизывать грязный растрепанный хвост.
— Прекрати прикидываться, — строго заметила ворожея.
Кот, уставившись на нее, прищурился и совсем по-человечьи резким писклявым голосом изрек, растекаясь клубами черного дыма:
— И не скрыться-то ведь. И чего тебя сюда понесло?
В следующую секунду перед Яликой предстал маленький косматый бесенок, раздосадовано перебирающий крохотными копытцами. На голове, покрытой черной шерстью, красовались два небольших обломанных примерно посередине рожка.
— Ну, чего зенки вылупила? — огрызнулся бесенок, яростно помахивая коротким хвостиком. — Мешу, что ли, никогда не видела?
— Не видела, — честно призналась Ялика, с любопытством разглядывая бесенка.
— Ну, любуйся, — оскалился меша и демонстративно повернулся кругом. — А теперича давай проваливай.
— А ты-то чего здесь забыл? — словно не услышав, спросила Ялика.
— Чего-чего? — искренне удивился нечистый. — Ищу чем поживиться. Люблю, знаешь, человечинку, копченую да прожаренную как следует.
Бесенок плотоядно облизнулся и сердито топнул копытцем, подняв облачко пепла, тут же подхваченное дуновением ветра. Заметив посуровевший взгляд ворожеи, он тут же осекся и чуть смущенно добавил:
— Жил я тут.
— Знаешь, что произошло? — поинтересовалась Ялика.
— А то как же! — не без гордости заявил меша. — Кадуковы дела!
— Кадук, значит, — задумчиво повторила ворожея и ласково спросила: — Расскажешь?
— Еще чего! — искренне возмутился бесенок, смешно мотнув рогатой головой. — Чтоб меня опосля Кадук в болотах утопил?
Ялика нахмурилась и, потеребив прядь пшеничных волос, задумчиво протянула:
— Сперва я тебя… — она осеклась, силясь придумать кару пострашнее, — … со свету сживу. Сам рад будешь Кадуку в лапы попасть.
— А силенок-то хватит? — с вызовом поинтересовался бесенок, предусмотрительно отступив на шаг назад.
— Уж хватит, будь уверен, — с притворной лаской в голосе произнесла Ялика, угрожающе нависая над съежившимся упрямцем.
— Вот почто грозишься-то? — спешно затараторил тот. — Без угроз-то никак? Все расскажу.
Бесенок, что-то сердито бормоча себе под нос, вскарабкался на край колодца, за которым совсем недавно пытался спрятаться, и по-хозяйски устроившись на нем, с самым невозмутимым видом продолжил:
— Баба глупая здесь жила. Да и мужик-то ее — не семи пядей во лбу. Нечего противиться кадуковой силе, особливо ежели сам по добру и воле договор с ним заключил.
— Договор? — удивленно переспросила Ялика.
— А то как же! — важно кивнул меша. — Они никак ребеночка зачать не могли. Ну, не получалось у них никак. А тут мужик ейный Кадука в болотах встретил. Он как раз старцем прикинулся. Так мужик все ему и выложил. А Кадук-то умный! — Бесенок глупо хихикнул и, давясь смешками, продолжил: — Кадук, значит, ему и говорит, что средство есть. И раз, уже ему пузырек с водой болотной да семенем своим нечистым под нос сует, мол, вот он, эликсир волшебный. Выпьешь — поможет, стало быть. Только, говорит, расплатишься плодами древа своего.
Меша набрал побольше воздуха и, скривив кошмарную рожицу, продекламировал тоскливым замогильным голосом: