И лишь когда сгустившаяся перед самым восходом тьма, никак не желающая расставаться со своим владычеством над миром, укутала окружающее в почти непроницаемую для взгляда пелену, Ялика, вынырнув вдруг из немой онемелости, хрипло прошептала, судорожно выталкивая слова из пересохшей гортани:
— Если долго смотреть в бездну, то бездна тоже посмотрит на тебя!
Девушка вскочила и беспокойно заметалась в тесном пространстве склепа, словно дикий, свободолюбивый зверь, посаженный в ненавистную клетку. Задремавший было Митрофан лениво приподнял голову и, навострив уши, стал провожать ворожею настороженным взглядом внимательных глаз. Суетливо перебегая от стены к стене, Ялика что-то не слышно забормотала себе под нос. Когда бесенок, уже устав водить головой из стороны в сторону, собирался вновь задремать, Ялика вдруг неподвижно замерла в центре склепа. Выдохнув с явным облегчением, она раздраженно откинула свалившуюся на лоб прядь волос и зашлась каким-то странным, истеричным хохотом. Ничего не понимающий бесенок с удивлением округлил глаза.
— Да ты, мать, никак умом тронулось? — спросил он неодобрительно.
— Митрофанушка, родненький мой, — лучась непомерным весельем отозвалась девушка, с трудом унимая пробирающий ее смех. — Я ведь все-все осознала! Понимаешь? Все! Вот до последней, самой малюсенькой, капельки!
Митрофан очумело встряхнул головой, потребовав тем самым объяснений.
— Вот это, — Ялика продемонстрировала бесенку выуженный из котомки оберег, то самое Навье Солнце, что когда-то покоилось на груди разбуженной нордами Моровой Девы. — Это ключ ко всему! Я услышала зов... Он мне рассказал... Объяснил. Все, вот абсолютно все, что со мной приключилось, все эти чудовища, сражения, все это было не просто так. Модгуд сказала мне, что я лишь безвольная игрушка в руках случая. Но это не так! Что-то все это время, всю мою жизнь, словно бы вело меня сюда, в этот склеп проклятущий, вот к этой самой вещице.
— Ключ к чему? — сладко потянувшись и состроив недоверчивую гримасу, переспросил бесенок.
Вместо ответа девушка счастливо улыбнулась и смяла зажатый в костяной руке оберег. Медальон замерцал, разгораясь ослепительным светом, оплыл и, потеряв четкие очертания, густыми тягучими каплями серебра просочился сквозь сжатые пальцы ворожеи, расплываясь на полу жирной мерцающей кляксой. Зеркальная поверхность лужицы расплавленного металла подернулась зыбкой рябью, пришла в движение, с нарастающей скоростью закручиваясь вокруг центра, и, вдруг потемнев, расширилась, в мгновение ока, превратившись в зияющую непроглядной чернотой бездну, занявшую своей темной вихрящейся массой едва ли не половину свободного пространства склепа.
— К ответам, — глупо хихикнула ворожея.
Суетливо подобрав кинжал, отброшенный в сторону во время сражения с Моровой Девой, Ялика, заливаясь блаженным хохотом, с разбега сиганула в клубящуюся у ног бездонную тьму. Все произошло настолько стремительно, что растерянно хлопающий глазами Митрофан даже не успел осознать случившееся. Но, заметив, что черный вихрь разверзшейся бездны стал замедлять свое бешеное вращение и вновь подернулся легким налетом серебра, тут же вскочил на ноги и, не раздумывая, прыгнул следом за девушкой.
Отважный бесенок оказался вдруг в плотной смоляной пустоте. Набегающие потоки злорадно завывающего в ушах ветра в один миг сорвали с него привычное обличье кота, обнажив истинную сущность. Окружающая тьма равнодушно сжала свои холодные объятия. И чтобы хоть как-то разогнать навалившееся чувство безысходного одиночества и первобытного ужаса, меша, что есть мочи, завопил. Но ледяной, обжигающий кожу ветер, ощущая свое беспредельное могущество, торжествующе затолкал сорвавшийся с губ бесенка истошный крик обратно ему в глотку. Не найдя иного выхода дух, смиренно подчинился неизбежному.
А потом тьму вокруг падающего в никуда Митрофана милосердно разогнали звезды. Пронзив своими колкими, неимоверно острыми лучами массивную тушу густого мрака, они заставили его испуганно отпрянуть в стороны. Отступить и затаиться где-то поблизости. Чтобы уже в следующее мгновение, накопив силу и решимость, вновь расправить свои непроглядно-черные крылья и попытаться дотянуться до нахальных бесстыдниц, дерзко пронзающих бесконечную громаду его плоти тонкими копьями серебристого света. Смять и раздавить их одним могучим, стремительным ударом. И отхлынуть, раз, за разом повторяя бесплотные, обреченные на неминуемый провал попытки.