Я не чувствовала удовлетворения от своей победы. Нет, я была голодна, голодна, голодна.
Недостаточно. Никогда не хватит.
— Это было не все твое, — сказал он. — Я узнаю некоторые из этих движений.
Я не слушала.
Его руки обхватили мои плечи — как будто для того, чтобы удержать меня на месте, не дать мне подойти ближе.
— Тисана, посмотри на меня.
Посмотри на меня, посмотри на меня, посмотри на меня.
Я подняла голову, медленно пробираясь по его телу, до самого лица.
И тем же движением я поняла, что моя рука обхватила сломанную палку для спарринга, а острый конец прижат к нижней части челюсти Макса.
И я поняла, что не мой голос — не мой голос — сорвался с моего языка, когда я сказала:
— Я ищу Максантариуса.
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
Тисана.
И точно так же из каждой ниточки моей мысли, из каждой линии, связывающей меня с моими мышцами, был выжат весь контроль. Словно стена выскочила из-под земли, захлопнув меня за стеклом.
Я попыталась пошевелить рукой, отчаянно попыталась…
Ничего. Ни малейшего движения.
— Я все еще нахожу это таким странным, — произнесли мои губы. Мои глаза все еще блуждали по лицу Макса. Лицо, которое было таким неподвижным, таким бледным. — Видеть тебя здесь. Ты такой мягкий и смертный.
Моя рука сильнее прижала сломанную палку к его горлу, выбивая одну каплю крови.
Его пальцы впились в мои плечи, но он не двигался. Он был настолько неподвижен, что его можно было высечь из камня.
В моем сознании мои пальцы вцепились в стеклянную стену. Паника нарастала, нарастала и нарастала.
Впусти меня обратно.
{Ты повеселилась. Теперь я получу свое}.
Моя левая рука — та, что не была занята колом, — двинулась вверх по телу Макса, проводя кончиками пальцев по его груди, потом по плечу, потом по горлу любопытными, легкими прикосновениями.
— Сначала я не понимала, — прозвучал мой голос. — Природу ее интереса к тебе. Но теперь я вижу. Это секс. Люди помешаны на сексе. Сейчас мне это кажется очень странным, хотя, возможно, было время, когда я так не считала. — моя голова наклонилась. — Я нахожу себя любопытной. Думаешь ли ты о ней так же, как она думает о тебе?
Я почувствовала, как это любопытство — этот искренний вопрос — пульсирует в моем сознании. Но я была слишком поглощена своим удушающим параличом, чтобы смущаться. Я вцепилась когтями в силу, которая держала меня в ловушке. С каждым бессмысленным ударом я чувствовала, что начинаю сомневаться в том, что вообще существую.
Глаза Макса сверлили меня ледяным огнем.
— Я вижу тебя, Тисана, — сказал он тихо, нарочито спокойно. — Я вижу тебя до сих пор. Ты все еще там.
Я ухватилась за это краткое заверение, даже когда мои губы искривились, испуская беззвучное рычание.
— Теперь ты говоришь только со мной.
— Я говорю с единственным человеком здесь, который имеет значение.
Шипение. Еще одна капля крови.
— Ты бросил меня и обращаешься ко мне с такой жестокостью?
— Ты пытаешься напугать меня?
— Я показываю тебе, что я чувствовала, когда ты запер меня. Что значит быть изгнанной. — мои костяшки пальцев побелели на дереве, мышцы руки дрожали. — Что значит быть бессильной.
Я снова прижалась к стеклу, вдохнула в себя ужасный поток бешеной паники.
Насмешка.
— Беспомощность? На кусок сломанного дерева?
Беспомощность. Что-то щелкнуло. Я заставила себя успокоиться.
Я провела свою жизнь в бессилии. Я знала, как найти силу там, где ее нет.
И вот, вместо того чтобы нанести Решайе еще один удар, я потянулась к нему с лаской.
Я вижу твои раны. Я вижу, как его предательство ранило тебя.
Никакой лжи. Оно узнает, если я солгу. Только самые тщательно отобранные истины.
Его внимание обратилось ко мне.
{Я действительно пережил много ужасных вещей.}
Я знаю, что ты тоже.
Оно приостановилось. И на одно короткое мгновение я почувствовала, как оно уступило мне, прикоснулось к моим мыслям в такой близости, что я заставила себя не отшатнуться…
От внезапного шока меня пронзил ужас, глаза ослепли от воспоминания о белом белом белом…
И затем это было поглощено вспышкой ярости Решайе.
— Ты знаешь, что они сделали со мной? Заперли меня в разбитом сознании и разбитом теле. Ничего, кроме белого, столько дней, столько дней. — я стиснула зубы, скривила губы. — У тебя не осталось никого, кроме меня, и ты все равно выбросил меня. Зачем ты это сделал?