В этом взаимопонимании мы стали друг другу стабильностью. В те ночи, когда мои кошмары будили меня, выталкивали на чистый воздух сада, он всегда обнаруживал себя таинственно беспокойным, прогуливаясь по ночам и предлагая мне какую-нибудь тихую компанию.
Мой Аран значительно улучшился. Тем не менее, время от времени я произносила ряд совершенно бессмысленных слов, которые нарушали все мыслимые правила грамматики. В один особенно утомительный день я совершила одно из таких преступлений, когда спросил Макса, куда делись чернила Стратаграммы. («Ушла куда… черная вода?»)
Макс даже не остановился, а полез в ящик и достал чернила. Увидев взгляд Саммерина, полный ужаса и изумления, он пожал плечами и сказал:
— Через некоторое время ты свободно говоришь на языке Тисаны.
Мы посмотрели друг на друга и обменялись маленькой гордой улыбкой.
Дни текли один за другим, сливаясь воедино. Дни тянулись длиннее, потом скручивались короче. Холод вонзился в воздух, предупредив о далекой осени. Сад стал диким и заросшим, виноградные лозы змеились друг над другом, цветы вились над булыжными дорожками в прекрасной дикой жадности.
Мы тренировались среди этих цветов ясным утром, за неделю до моих тестов. Я отпустила какую-то ужасную шутку, а Макс в ответ поморщился и покачал головой.
— Ужас. Просто ужас.
— Ты говоришь это сейчас, — возразила я, крутя воздух между руками. — Но что ты будешь делать, когда меня не станет?
Я имела в виду это как прихорашивающуюся шутку. Но как только слова слетели с моих губ, они приземлились, как брошенный кирпич, ударив нас обоих тупым, неумолимым ударом.
Ухмылка Макса замерла и увяла. Между его бровями образовалась морщинка. Мы уставились друг на друга в пораженной тишине, что-то ощутимое и неописуемое сгущалось в дюймах между нами, когда нас обоих охватило осознание.
Мы вырезали эти маленькие, интимные пространства друг для друга в нашей жизни, и каким-то чудом человеческого отрицания ни один из нас не думал о том, что это неизбежно будет означать. Теперь я впервые осознала всю широту зияющего отсутствия, которое мы оставим друг в друге.
Что, по крайней мере, он оставит во мне.
— Я полагаю, — сказал он наконец, подталкивая носком ноги ползущую лиану, — наконец-то я верну этот сад под контроль.
Я закрыла рот и изобразила внезапный интерес к чему-то на земле, борясь со странной пустотой, которая внезапно прогнулась в моей груди. Я была так сосредоточена на том, куда иду, что даже не остановилась, чтобы подумать о том, что оставлю позади. Мысль об этом наполнила меня словами, которые я не была готова произнести.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
На кончике моего носа свисала капля пота, отказываясь падать.
Макс кружил вокруг меня, его глаза были острыми, как бритва, с воинственным сосредоточением, и он выкрикивал команду за командой. Мои ладони были раскрыты, жонглируя воздухом и водой, искрами и иллюзиями и, конечно же, этими серебряными бабочками, прыгающими в воздух большими отчаянными порывами.
Начинай. Остановись. Наведи. Выше, быстрее, меньше, медленнее — контроль!
Я предвкушала каждое слово еще до того, как оно срывалось с его губ, подтягивая иллюзии ближе или отодвигая их дальше, превращая воду в совершенные подобия.
— Что это? — Макс рявкнул, шевеля моим болтающимся локтем.
— Намеренно, — выдохнула я сквозь стиснутые зубы.
— Хорошо. Хитрый вопрос. Не заканчивай. Покажи мне этих бабочек. — И затем, прежде чем я успела пошевелиться, — Бесшовных, пожалуйста. Контроль.
Водяной шар, зависший между моими руками, был идеальной сферой — совершенно круглой, из его формы не выходила ни одна капля, хотя удержание его там требовало полной концентрации. Вода мчалась круговым движением, текла внутри этой сферы, хотя никогда не выходила за ее пределы. С идеальной плавностью я отделила от него бабочек — сначала одну, потом двух, потом пять, потом сфера разорвалась и уступила место их целой своре. Сначала мокрые, хлопающие, затем переходившие в голубой полупрозрачный свет, поднимавшийся в небо.
— Позови их назад.
Я так и сделала, дернув бабочек обратно на ладони и закружив их вокруг своего тела. Мои волосы встали дыбом от ветра, который обдувал мое лицо, заслоняя обзор. Тем не менее, эта проклятая капля пота не упала.
— Вернуться к твоим рукам.