— А остальные четыре?
— А это истоки великих земных рек с четырех частей света. Песок с моих ключей тебе, так уж и быть, Лана принесет, ну а земные ты как-нибудь сам добудешь.
Ох, и пришлось Михаилу поломать голову над поиском четырех ключей. Еще из школьного курса географии он помнил, откуда берут начало Волга и Янцзы. Но также знал, что право называться истоком Амазонки оспаривают реки Мараньон, Апачет и Укаяли, а истоком Нила вообще считается озеро Виктория.
В деревню Волговерхье * они ездили всей семьей и с упоением фотографировали у знаменитого на всю страну ключа маленького Левушку. В воюющую Уганду Михаил летал сам. Редакции требовался горячий материал, а очереди из желающих лезть под бомбежки суданской авиации, конечно же, не выстраивалось. После гибели Анатолия Тихоновича в их редакции Михаил оставался единственным военным корреспондентом. До истока Янцзы на Тибете по заданию центрального канала, куда его после Балкан все-таки взяли, добрался Роман Коржин. А в высокогорных районах Перу проводил исследования один из коллег Андрея Мудрицкого.
Место у слияния трех рек возле крупного месторождения железной руды, притягивающего сильные грозы, отыскалось в относительной близости от Наукограда. А самородный кварц для отливки зеркала привез служивший в Магадане Артем Соколов.
Михаил счел это добрым знаком. Все-таки Артем, как и Вера, принадлежал к Верхнему миру. Природа предка-Финиста помимо власти над огнем, который во время обстрелов Артем от товарищей нередко без всякой дудочки отводил, наградила его нравом неравнодушным, но слишком горячим. И если на войне этого жара хватало, чтобы воодушевить не только подчиненных, но и совершенно незнакомых людей, вроде заезжего столичного корреспондента, то в мирной жизни он чаще мешал, особенно в отношениях с начальством. Не имея влиятельных друзей и связей, Соколов вместе с женой и сыном-первоклассником мыкался по гарнизонам без особых перспектив, но прогибаться перед кем-либо так и не научился.
Взять в поездку на Север кварц и фульгурит Михаила убедил дед Овтай, и Дархан счел этот совет разумным.
— Уж куда-куда, а во владения Күөх Боллох Тойона эхеле тебе добраться поможет! — усмехнулся Дархан, провожая ученика к памятному речному откосу.
Как и предвидели старожилы, мамонта сохранить не удалось. Пока Михаил в мохнатой шкуре бродил по доисторическим просторам, река полностью размыла берег, и гостя из прошлого унесло на глубину мощным течением. Так что фотографии и Верины зарисовки оказались единственными свидетельствами утраченной находки.
В том месте, где в вечной мерзлоте, словно в насмешку над приехавшими с Николаем учеными, оставались следы шерсти и несколько костей, образовался мощный водоворот между мирами. Михаилу даже почти не пришлось прибегать к помощи дудочки, чтобы этот лаз сделать проходимым.
О том, куда и каким образом он направляется, Вере Михаил поведать не смог. Но по дороге к берегу реки, когда в стойбище еще все спали или делали вид, возле входа в жилище старого шамана Михаил ощутил какое-то движение и даже разглядел знакомую прядь светлых волос.
Предстоящего ему путешествия Михаил, конечно, не боялся, но все же как-то переживал. Все-таки избушка деда Овтая, откуда он прежде заходил в тонкие миры, выглядела привычной, если не сказать — родной. Да и в лесах Слави за Молочной рекой зловредной нежити почти не водилось. В нынешнем путешествии его еще смущало то, что граница между мирами шла фактически по воде. Вдруг этот сакральный топос его не примет? Михаилу же требовалось перенестись туда не только духовно.
— А тебя не удивило, что симург и эхеле защитили от холода и твою душу, и тело? — насмешливо фыркнул угадавший причину его волнения Дархан. — Да и лихорадку от твоего сына духи отгоняли не только в тонких мирах. Что же касается Күөх Боллох Тойона, то, если я правильно понимаю, он первый заинтересован в том, чтобы тебе помочь.
Хозяина вод и подателя рыбных богатств в здешних краях уважительно именовали Господин Сине-зеленый Бугор. К людям он приходил в образе добродушного старика, одетого в рыбью чешую или сети, с волосами и бородой из водорослей. Существовало поверье: нельзя ронять в реку железные вещи из страха поранить духа-хозяина воды. За упавшей лопатой, случалось, ныряли даже в прорубь, чтобы скорее достать и принести Күөх Боллох Тойону извинения.
Михаил из снаряжения имел только мешок с кварцем и хрупкий фульгурит, да и в воду нырять не собирался. Едва подойдя к откосу и поднеся к губам прадедову дудочку, на которую Дархан смотрел со снисходительным любопытством, он вместе со скарбом непостижимым образом оказался на спине плывущего по руслу подземной реки эхеле.
В сказаниях тюрков и монголов хозяева вод жили в юртах или чумах и владели обширными пастбищами, на которых пасли бесчисленные стада отменно резвых водяных восьминогих оленей или коней. Михаил пастбищ не видел и коней не встречал. Да и косяки рыб, которые, согласно традиционным представлениям, выгуливали на речных просторах славянский Водяной и мордовский Ведятя *, тоже на пути ему не попадались. Он вообще не мог описать ту подвижную, текучую субстанцию, которая их окружала. Вероятно, эхеле срезал путь сквозь сумрачные коридоры междумирья, где пространство и время подчинены неклассическим законам экзотической материи, как в червоточинах или черных дырах.
Порождения Нави пытались преградить им путь. Дух-помощник издавал оглушительный трубный глас и начинал энергично работать бивнями. Если противник не сдавался, он поднимался на дыбы, хлестал кого-то хоботом, разбрызгивая черную слизь, словно зверь Индрик, расчищающий от скверны протоки подземных ключей. Временами на помощь приходил и дух верхнего мира Семаргл. Тьму озаряло сияние огненных крыл, и она с обиженным воем и шипением отступала, распространяя запах паленой псины.
Михаил, непостижимым образом удерживаясь на мохнатой спине, продолжал играть на дудочке, не задаваясь вопросом, как удается не только извлекать музыкальные звуки, но и просто дышать.
Он не пытался оспаривать славу Вайнемёйнена * или Садко, но, неожиданно вынырнув посреди лесного озера, почти не удивился. Окружающий пейзаж напоминал даже не разбавленную березняками светлохвойную тайгу, а самый что ни на есть типичный смешанный лес Средней Полосы, если не считать мирно пасущегося мамонта и разлегшегося на лугу Семаргла. Эхеле за время пути, видимо, потратил кучу сил, и теперь восполнял их, объедая траву и с удовольствием обрывая ветви берез и елок.
— Ишь, прожорливого какого привел! — раздался с берега знакомый ворчливый голос. — На такого духа и корма не напасешься!
В своих владениях Водяной предстал в истинном обличии, напоминая одновременно гигантскую ящерицу и старую жабу. Михаил только подивился, почему сестры Ланы, русалки или ведявы *, даже в тонких мирах сохраняют пленительную грацию и красоту? Или это они гостя отца по привычке прельщали, рассевшись на ветвях и расчесывая волосы? И на что только рассчитывали? Хорошо хоть ни одна не додумалась скинуть рубаху. * На эту немудрящую уловку и в старые времена в мордовских селах велись лишь самые неопытные сосунки. А Михаил ласки Веры бы сейчас не променял на поцелуи ни одной из водяных дев.
При виде мамонта обитательницы озера поначалу с визгом разбежались, но потом вернулись, с любопытством поглядывая на древнего великана. Некоторые даже настолько осмелели, что решились его погладить, благо эхеле не возражал. Впрочем, куда больше русалкам понравился семаргл, который сначала млел от ласк и, кажется, мурлыкал, подставляя мягкое пузо, потом затеял веселую игру в горелки.
— Я ждал тебя с другой стороны, — снисходительно глянув на дочерей, повернулся к Михаилу Водяной. — Но, думаю, ты правильно сделал, что поторопился и прибег к помощи духов. Поганый выползень знает о твоих планах и собирался тебя подкараулить.