«Зачем тебе опять куда-то идти? А мы на что?» — обиженно глянул на него эхеле, отрываясь от трапезы и изящно помахивая зажатым в хоботе еловым стволом.
«Чтобы от порождений Нави отбиваться», — пояснил Михаил, которого после схватки со Скипером слегка штормило, так что Семарглу пришлось по собачьи подхватить в зубы его рюкзак.
Эхеле еще раз посмотрел на своего шамана, нехотя положил на землю ствол, с которого объел не все ветви, протянул хобот и молча закинул Михаила на спину, а потом препроводил туда же и рюкзак.
«Не выдумывай. Если ты упадешь от перенапряжения здесь и сейчас, то до Нави мы просто никогда не доберемся», — резюмировал мамонт, трогаясь в путь осторожной и совсем не тряской иноходью.
У Михаила отпало всякое желание вступать в какие бы то ни было споры. Тем более что духи сейчас действовали фактически помимо его воли. Густая длинная шерсть оказалась мягкой, как накрытый пушистым пледом диван, покачивающиеся движения убаюкивали. Михаил сам не заметил, как погрузился в сон.
Когда он проснулся, солнце стояло в зените, а на горизонте виднелись очертания какой-то крепости или укрепленного города, имевшего радиальное строение. Обманчиво ажурные из-за обильной резьбы, но при этом мощные башни соединяли высокие прясла, кирпичные у основания, бревенчатые возле боевого хода и бойниц. Вереи гостеприимно распахнутых ворот представляли собой целые скульптурные композиции, а на створках неведомые ваятели, явно доверявшие магии больше, чем технологиям, изобразили всю картину мироздания.
Михаил успел удивиться, что в арку под надвратной башней спокойно прошел его эхеле. Но тут увидел и других мамонтов, мирно пасущихся на лугу возле стен или уплетающих сено и ветви деревьев у коновязи. Когда они, беспрепятственно пройдя мимо стражников, попали внутрь, в глаза также бросилась необычная организация этого поселения. Все дома соединялись между собой общими стенами, образуя как бы единый многоквартирный дом, возведенный в форме каравая.
В части построек располагались гончарные и столярные мастерские, чуть в стороне находилось металлургическое производство. При этом богато украшенная вышивкой, обильно расшитая бисером и тесьмой одежда спешащих по своим делам рослых светловолосых жителей отдаленно напоминала традиционный наряд славян или финно-угров, но никак не костюм начала 20 века, в котором были запечатлены на снимках его прадеды.
— Где мы? — спросил Михаил вслух, спросонья забыв, что общается с духами мысленно.
«В Аркаиме», — не без гордости пояснил эхеле.
«В том самом?» — уточнил Михаил, вспоминая вызывавшую в студенческие годы споры до хрипоты сенсационную находку.
Роман Коржин, как и многие сибиряки, поддерживающий идею зарождения цивилизации на Урале или Алтае, с пеной у рта рассказывал о высоком уровне развития в Аркаиме и всей Стране городов технологий, ныне в большинстве своем забытых. Связывал эту культуру с ариями и Гипербореей. А Сергей Боровиков вообще как-то признался, что верит в инопланетное происхождение Аркаима. Андрей Мудрицкий, как и его коллеги из академических кругов, относился к этим теориям скептически, и Михаил был склонен с ним соглашаться. И вот теперь он не только лицезрел древний город во всей его красе с геометрической правильностью идеально прямых улиц и ливневой канализацией, но и имел возможность пообщаться с жителями.
«А что ты хочешь? — с видом кошачьего превосходства усмехнулся, наслаждаясь растерянностью шамана, Семаргл. — В Чертогах предков собраны люди, жившие с начала времен. И каждый сюда приходит со своими воспоминаниями и представлении об устройстве жизни».
Хотя Михаила разбирало понятное любопытство, в Славь он пришел явно не для научных изысканий. Тем более что по поводу Аркаима ему бы в людском мире все равно никто не поверил, кроме поклонников эзотерики, от которых он старался держаться подальше. А фотоаппарат в тонких мирах был бессилен. К тому же увиденное в городе не очень соответствовало современным мифам о гигантской обсерватории и летающих колесницах. Разве что облик жителей выдавал в них индо-арийцев. Но говорили они на каком-то древнем праязыке, так что общение все равно вряд ли бы состоялось. Поэтому он спросил у духов, знают ли они, как разыскать его родных.
«Если ты о родителях деда Овтая и предыдущих поколениях вашей семьи, то они обитают в стране Тонаши или Туони за рекой из мечей и копий. А Сурай и его братья вместе с детьми поселились в Красной слободе, которая находится в двух днях пешего пути от Аркаима. Но до вечера, думаю, туда доберемся», — со знанием дела пояснил Семаргл.
«Я немного срезал путь, — стушевался эхеле. — Через Аркаим как-то удобнее».
«Да ты просто перед сородичами хотел похвастаться, что служишь шаману и умеешь странствовать между мирами», — насмешливо фыркнул Семаргл.
Михаил еще раз глянул на хрустящих ветками мамонтов, вспомнил коз и коров, которых видел в загонах на пастбищах у городских стен, сопоставил с Запретным лесом, где обитала лишь нежить, и обратился к духам за разъяснениями.
«Лошади и другие питомцы не всегда хотят возвращаться снова мытариться в Явь или, как мамонты Аркаима, идти пастись на поля и в сады Ирия и остаются со своими хозяевами, — поспешил удовлетворить его любопытство Семаргл. — В Славь-то в основном попадают люди добрые и совестливые, которые о домашней скотине заботятся, как о членах семьи».
«А коровы, свиньи, куры? — глядя по сторонам и вспоминая виденную по дороге сюда живность, уточнил Михаил. — Их, что же, не едят?»
«Еще как едят. Разве ты сам запах жаркого не чуешь? — по-кошачьи облизнулся Семаргл. — Они, как и все постройки или утварь, созданы из воспоминаний обитающих в Чертогах предков людей. Но ты, если что, не чинись. Готовят тут так же вкусно и сытно».
С едой, к сожалению, пришлось повременить. Расстояния внутри чертогов Предков оказались значительными. К месту назначения они прибыли уже на закате.
В Красной слободе, где жили родные Михаила, в основном обитали строители советской власти, которые пошли по пути научного атеизма, но при этом прожили жизнь в целом почти праведно и явно не заслужили ужасов Нави или забвения в Обители Беспамятных.
После диковинок Аркаима и архаичных изб и землянок Ярилина городища, где жили древние русы и славяне-язычники, двух-трехэтажные дома Красной слободы смотрелись обыденно и привычно. А украшенные ажурными наличниками фасады и резные деревянные ворота вызывали в памяти улицы сотен старинных городов, застывших в первой половине ушедшего века. Что же касалось жилища прадедов, то оно и вовсе отдаленно напоминало их деревенский дом на Мещере, только выглядело добротнее и намного просторнее. Все-таки оно дало приют нескольким поколениям семьи.
Хотя дед Сурай и дядьки Кочемас и Атямас, случалось, въезжали в освобожденные города на белом коне, впрочем, не брезгуя и лошадьми других мастей, появление праправнука на мамонте их впечатлило.
— Это что же, у вас в мире ученые сумели таких вывести? — поинтересовался дядька Кочемас, который в годы Гражданской был красным комиссаром, верил в образование и прогресс и к научным открытиям относился с трепетом.
— А одежа такая необычная зачем? — поинтересовался дед Сурай, который, по рассказам отца, очень не одобрял стиляг и прочих последователей детей цветов, называя их клоунами или цыганами. — Это что там у вас, мода такая?
Пришлось разочаровывать прадедов, объясняя про шаманское облачение.
— Иначе я бы живым сюда не прошел, — пояснил Михаил. — Меня к вам дед Овтай направил. Примете на постой?
— Как родного человека, да еще с той стороны, не принять, — улыбнулся дед Сурай.
— Ты-то с родителями нас навещаешь, — кивнул дядька Кочемас, имея в виду могилы на деревенском кладбище и в Москве, которые они и в самом деле содержали в порядке.
— И при жизни тоже не забывал, — добавил дядька Атямас.
Он был самым младшим из братьев, прожил достаточно долго и застал правнучатого племянника.
Михаил тоже хранил в памяти воспоминания о дряхлом дедушке, который берег скрюченные заработанным еще при переходе Сиваша ревматизмом ноги и потому ходил летом в валенках. Родители приносили ему продукты и помогали по хозяйству. В чертогах предков он вновь преобразился в лихого вихрастого краснофлотца со старой фотографии. А его братья и их жены выглядели почти ровесниками погибших на фронте во время Великой Отечественной детей.