— У них там царь Кощей на цепях висит, — честно пояснил Лева.
Он глянул на пленника в упор, но Вера решительно преградила путь к трюмо, закрывая сына собой.
— Выдумают тоже, — наклоняясь к внуку с поцелуем, умилилась бабушка.
И только Лева мог слышать призывный шепот запертого в зеркале выползня:
«Ко мне, мой хороший! Иди сюда, мой золотой! Ты же хочешь узнать, как устроена моя ловушка? Я тебе многое могу показать и дать гораздо больше, чем твой отец и дед Овтай вместе взятые. Ты только подойди».
Вера, словно тоже что-то услышала, болезненно покосилась в сторону трюмо и, слишком торопливо подхватив сумку, вышла из комнаты, как никогда хрупкая, похожая на схваченный морозом надломленный цветок. Лева послушно поплелся следом.
Константин Щаславович удовлетворенно усмехнулся.
«Погоди, мой золотой! Мы с тобой скоро увидимся. Дай только срок, чтобы твоя мать уехала, а отец добрался до заветного дуба. Скипер, бычара, сплоховал, пойдет обратно в охранники без малинового пиджака и цепи! Зато сестры меня не выдали. Только бы Ворон Воронович все не испортил!»
Убирая спальник в рюкзак и наскоро пережевывая остатки совершенно застывшего прабабушкиного пирога, Михаил чувствовал себя виноватым в том, что происходило сейчас с близкими. Правы были прадеды. Не стоило ему вмешиваться в давний спор русалки и Ящера. Не по силам противника выбрал. Но что имел в виду Бессмертный, когда оговорился про дуб?
«Получается, он как будто заманивает меня. Хочет, чтобы я поскорее добрался до его смерти», — пускаясь в дальнейший путь, делился Михаил с духами.
«Может быть, ты неправильно понял? И выползень имел в виду, что надеется выбраться до того, как ты отыщешь дорогу к дубу?» — осторожно ступая по серпантину, предположил эхеле.
«Тогда тем более нам надо спешить!» — с чувством проговорил Михаил, вглядываясь в подсвеченный крыльями Семаргла мрак и прикидывая, сколько займет по времени спуск.
Увы, при всех своих талантах прибавить скорость эхеле не мог. На обрывистых и узких участках Михаилу приходилось спешиваться, но, едва он пытался ускорить шаг, а еще лучше перейти на бег, дыхание сбивалось под неумолимыми бичами тревоги, а дурные предчувствия привязывали к ногам пудовые гири. Хорошо хоть Семаргл страховал его на обрывистых террасах, перенося через разверзающиеся трещины.
Хотя гигантская воронка Неведомой дороги своим строением напоминала круги Дантова ада, Михаил не увидел ни болота Стикса, ни раскаленных могил, ни города Дита с Лесом самоубийц, ни Злых щелей, ни озера Коцита.
«Место, о котором ты вспомнил, находится вовсе не здесь», — услышав его мысли, пояснил эхеле.
«К тому же Данте увидел и описал лишь то, что укладывалось в систему мироздания, созданную Аристотелем», — добавил Семаргл.
Михаил и сам помнил, что тонкие миры перед каждым из странников предстают в том виде, который понятен ему, словно черпая образы из его надежд и страхов. Но почему же тогда он наматывает круги по злополучной воронке, которая даже не думает сужаться? Кто и зачем приготовил это испытание и как быть, если Неведомая дорога окажется очередной ловушкой, созданной специально, чтобы задержать его здесь и дать Бессмертному время освободиться?
Поначалу Михаил пытался отвлекаться в подсчетах. Он решил измерять пройденное расстояние, считая круги. Следовало же как-то распределить припасы и выделить время для отдыха и сна. Но отследить переход на нижний уступ в кромешной тьме не всегда получалось. Он сбился со счета, решив, что будет просто прислушиваться к своему телу. Этот способ планирования оказался еще более ненадежным и, главное, опасным. Желая добраться поскорее до цели, опередив Бессмертного, Михаил делал привал, лишь когда состояние приближалось к обморочному. Несколько раз он так и отрубился, даже не успев залезть в спальник. Хорошо, что духи не дали замерзнуть.
Во сне его мучили кошмары. Он то летал над полями, покрытый черной чешуей гигантской рептилии, имеющей явно больше одной головы, то в бессилии наблюдал за близкими. Бедная Вера, договорившись с врачами, дежурила возле реанимационной палаты больной матери. Лана и Андрей вместе с дендрологами пытались лечить деревья, на которые напал какой-то микоз или шютте Хотя Хранительница знала о том, что Вере пришлось оставить зеркало без присмотра, бросить в такой час подопечных она тоже не могла.
— Ничего не понимаю — качал головой Кузьмич, вместе с исследователями и лесниками участвовавший в обходе. — Не ко времени эта напасть. Неужели весной проморгали?
— Это все проклятый полигон! От него вся зараза идет, — даже не ведая, насколько он близок к истине, сокрушался Андрей, стряхивая с рыжей бороды пораженные грибком засохшие иголки.
— И опрыскивать уже поздно, — прикидывал схему лечения кто-то из дендрологов. — Может быть, хотя бы фундазолом корни пролить? Если само к зиме не пройдет.
— Да тут надо не одну цистерну, — прикинул кто-то из лесников. — Как перестали леса обрабатывать, так все это и пошло. Где это видано, таежные энцефалитные клещи терроризируют Подмосковье.
— И, как нарочно, Константин Щаславович куда-то уехал! — вздыхал Андрей. — А от его заместителей не то что грантов на опыление, снега зимой не получишь.
И только Лана молча обращалась к духам леса, просила их помощи, укутывала лес покровом живительной магии, словно прозрачной пеленой. Но даже у нее не хватало сил, и после целого дня упорных трудов Хранительница выглядела более измученной, нежели дежурившая в больнице Вера.
Михаил рвался к ним обеим или хотел попасть домой, но только ежился от холода на спине эхеле, перепрыгивал или перелетал на крыльях Семаргла через трещины или, прижимаясь к скале, пробирался по узкому карнизу над бездонной пропастью.
«Ты только попусту себя мучаешь!» — не выдержал добряк эхеле, когда Михаил впал в черную меланхолию, в очередной раз убедившись, что Неведомая дорога не собирается его никуда выводить.
В сознании все отчетливее крепла мысль, что воронка в каком-то месте заворачивается лентой Мебиуса, заставляя бесконечно бродить по кругу, и способности эхеле тут бессильны.
«Я не смогу тебя вывести отсюда, пока ты сам этого не захочешь», — пояснил мамонт.
«А разве это не главное мое желание?» — удивился Михаил.
«Возможно, — кивнул Семаргл. — Но ты постоянно куда-то рвешься, а вместо этого блуждаешь по кругу своих дурных мыслей. Хотя кому, как тебе, не знать, что терзания да тревога близким точно не помогут и выползня в зеркале не удержат».
«Вспомни напутствие, которое тебе дал в дорогу Великий кузнец Вселенной, и попробуй ему последовать», — добавил эхеле.
Михаил с определенным недоверием относился к афоризмам Марка Аврелия, который, хотя и считался выдающимся представителем стоицизма и последним из «пяти хороших императоров», но при этом оказался никудышным отцом. Впрочем, себя Михаил со своими бесконечными командировками тоже не мог считать идеалом, поэтому попытался взглянуть на происходящее в Яви с другой стороны.
Андрей и биологи опрыскивали деревья, в то время как Лана, вооружившись обсидиановым ножом, обрезала споры ползущей из самой Нави зловредной грибницы, а маленькая Василиса прижигала их можжевельником. Состояние тещи потихоньку приходило в норму, инфаркт не подтвердился, ее перевели из реанимации в палату и обещали скоро выписать. Вера регулярно звонила в Москву, общалась с сыном, обсуждала со свекровью и свекром возможность привезти маму в Москву на обследование.
И даже Лева, хоть и поглядывал в сторону родительской спальни, но в основном послушно играл в своей комнате, читал с бабушкой книжки или смотрел мультики. А уж когда в гости приходили Ваня и Маша, то и вовсе забывал, что он будущий шаман, полностью отдаваясь общению с друзьями.
Каждый из тех, к кому Михаил был привязан и за кого чувствовал ответственность, на своем месте так или иначе исполнял свой долг. Что же мешало ему? Может быть, хватит считать и выгадывать? Куда-нибудь Неведомая дорога да выведет. Пока Бессмертный заперт в зеркале, еще есть время для поисков. На душе действительно как-то сделалось легче, а по телу разлилось успокаивающее тепло, поскольку пламя Семаргла засверкало ярче, а эхеле прибавил ходу, и пришлось прилагать усилия, чтобы удержаться на его спине.