Синюшно-лиловые, как налитые кровью гематомы, пронизанные молниями тучи тогда исторгали пепел, а морскую свежесть сменял удушливый запах серы. Ее же в изобилии содержали встречавшиеся на пути источники, пригодные для купания, но совершенно не предназначенные для питья. Поэтому воду и остатки припасов приходилось экономить и растягивать. Тем более что Михаил даже не мог сказать, когда закончится путь и как он в случае успеха будет выбираться обратно.
Ночь в какой уже раз не принесла отдыха. Едва Михаил смежил веки, земля загудела, низвергая тонны камней и кусков пемзы, в воздухе закружились густые хлопья пепла. Потревоженное Мировым змеем море вело в наступление на берег легионы одетых в свинцовые доспехи, увенчанных шлемами с пышными плюмажами могучих бойцов. На этот раз волна достигала высоты не менее пятнадцати метров, обрушившись на берег с такой сокрушительной силой, что задрожали основания скал.
«Ну вот опять! — недовольно заворочался Семаргл, свернувшийся калачиком на соседнем уступе. — И что им неймется. Ведь и последней кикиморе понятно, что Змею не взять верх».
«А ты попробуй его в этом убеди», — отозвался эхеле, расставляя ноги шире в попытке удержать равновесие на круче.
Михаил глянул вниз и облегченно вздохнул. Весь день, убитый на то, чтобы вскарабкаться на этот крутой кряж, он едва сдерживал тяжкий стон и выражения покрепче, стараясь не думать о рассаженных коленях и содранных локтях. Оказалось, его усилия не пропали втуне. Они с духами находились в относительной безопасности, в то время как внизу творился кромешный ад. Морская стихия, точно в гигантских жерновах, перемалывала камни и пемзу, уносилась, закручиваясь воронками безумных водоворотов, и вновь шла в наступление.
Впрочем, настоящая битва разворачивалась не здесь, а ближе к горизонту, там, где в небе сшибались окрашенные багрянцем темные тучи. Пучина расступалась, выпуская на поверхность извивавшееся кольцами гигантское змеиное тело. Во время пути Михаил пару раз видел выброшенные на берег прибоем отливающие антрацитом чешуйки, каждая не меньше щита наружной рекламы. Оставалось лишь догадываться относительно размеров пасти и унизывающих ее в несколько рядов острых зубов. Ненасытный зев, кажется, вполне бы сгодился, чтобы заглотнуть небольшое небесное тело.
Что же касалось солнца, вершащего свой ночной путь на ладье, то его вид сумел бы не только ввести в ступор адептов гелиоцентризма, но даже поколебать убеждения приверженцев умеренно научной системы Птолемея. С другой стороны, повторяющуюся из ночи в ночь битву света и тьмы, космоса и хаоса описали еще древние египтяне. А то, во что верили поколения людей в разных уголках планеты, должно было в каком-то из миров обрести зримое воплощение.
И в это время Михаил увидел в бушующих волнах еще одно плавсредство, вернее, существо, в котором не без удивления признал приснопамятную Щуку. На спине гигантской рыбины примостились светловолосая девушка и двое парней, одетые в посконные рубахи с оберегами и современные джинсы. Хотя Михаил находился вроде бы на расстоянии десятков километров от места событий, он непостижимым образом мог разглядеть даже такие мелкие детали, словно одновременно присутствовал и здесь и там.
Одного из ребят он сразу же узнал: трудно не признать собственную повзрослевшую копию, плоть от плоти и кровь от крови. Тем более он уже видел Леву таким в одном из снов, навеянных магией Скипера. Насчет спутников оставалось только предполагать и теряться в догадках, как и о том, что они втроем задумали.
Замысел слегка прояснился, когда Лева извлек из спинного плавника щуки то ли гусли, то ли финское кантеле и начал на нем играть, сопровождая игру шаманским горловым пением, обращаясь напрямую к колебателю земли и пытаясь погрузить того в транс. Михаил видел, как на лбу сына вздуваются от напряжения жилы, чувствовал, каким чудовищным усилием дается воздействие на волю древнего хтонического существа, но никак не мог помочь. Магия по-прежнему ему не давалась, и приходилось только наблюдать. Когда убаюканный Левиным заклинанием Змей застыл обсидиановым изваянием, девушка, за спиной которой распахнулись могучие огненные крылья, точно цирковая гимнастка, обняла второго парня и поднялась вместе с ним в воздух, направляя полет в сторону Мирового Змея.
«Что они творят? Зачем?» — не выдержав, задал скорее риторический вопрос Михаил.
«Пытаются добыть меч-кладенец, который застрял у Змея между зубов, — с готовностью отозвался Семаргл. — А твой сын, я так полагаю, работает в качестве анестезиолога или, скорее, факира».
«Но если это происходит наяву и в далеком будущем, почему мы это видим?» — спросил Михаил, в волнении наблюдая, как спутник крылатой девы, которого та высадила на голову Змея, пробирается между огромных зубов, в попытке добраться до артефакта.
«На берегу моря-Окияна пространство искривлено и нет времени в том виде, в которым привыкли вы, люди, — пояснил Семаргл. — Поэтому при определенном стечении обстоятельств можно оказаться во временной петле, наблюдая события будущего или прошлого. Тем более что твой сын применил очень сильное колдовство».
Но тут спутник крылатой девушки и Левы все-таки выдернул из десны Змея меч, чары распались, а пространство и время вернулись на свои места. Последним, что увидел Михаил, прежде чем будущее рассыпалось сияющими осколками императорского золотого фарфора, были меч-кладенец, уничтоживший заклятую иглу, и разрубленное пополам тело Константна Щаславовича. Вот только к какому временному отрезку относилось это видение, он сказать, увы, не мог.
Настоящее томило неизвестностью и тревожило дурными снами, в которых щемящая тоска по дому переплеталась с ощущением нависшей над близкими опасности. Сразу после того, как разомкнулась временная петля, Михаил, уставший, кажется, даже больше творившего в будущем колдовство Левы, заснул настолько крепко, будто лежал не на голых камнях, а на удобной кровати в их с Верой спальне. Тем более что сон вновь перенес его домой.
Мама разговаривала по телефону с Леной Царевой. Лева в нетерпении, точно вьюн, вился рядом.
— Конечно, Леночка, привози. О чем речь? Спокойно поезжай со своей певуньей на конкурс. Ваня с Левой поиграют, а, если задержитесь, я его и обедом покормлю, и спать уложу. Придете вечером — посидим, чайку попьем.
Лева, не скрывая радости, приплясывал на месте от нетерпения до тех пор, пока не раздался звонок, и в прихожую в сопровождении матери и сестры не вошел Ваня.
Пока Лена давала сыну последние наставления, как себя вести в гостях, Лева зачарованно разглядывал заплетенные в косички с разноцветными ленточками пшеничные волосы Маши. Хотя маленькая певунья и разумница по праву старшинства строила мальчишек, в корне пресекая разные шалости, Лева к ней относился с воистину рыцарским обожанием. Но на этот раз они с Иваном остались одни.
— Играйте в детской, — предупредила бабушка, уходя на кухню испечь пирог к планируемому чаепитию. — В спальню не ходите. Помните, что сказала мама.
Поначалу оба мальчугана спокойно собирали из подаренного Леве на последний День рождения конструктора замок, а потом самозабвенно рушили его, направив на стены орды пластиковых динозавров, ящериц и земноводных, которых обожал Иван. Бедные человечки из конструктора пали под натиском гигантской лягушки. Но потом Ваня услышал доносящийся из спальни жалобный возглас, напоминающий не то сдавленное кошачье мяуканье, не то плач раненой птицы, и весь обратился в слух. Как только звук повторился, он забыл про игрушки и решительно распахнул дверь в спальню.
— Туда нельзя, — слабо попытался протестовать Лева. — Там царь Кощей в зеркале запертый на цепях висит.
— Глупости, — сдвинул темные бровки Иван. — Никаких Кощеев не бывает. Это все выдумка. Там какая-то зверушка плачет. Может быть, кошка в дверь забежала или голубь в окно залетел. Мы должны посмотреть и помочь.