– Я еще поговорю с тобой об этом позже, – раздраженно проворчала Абархильд. – Сейчас на это просто нет времени – тебя хочет видеть твой отец. – Она снова недовольно засопела, но уже не так громко. – Но только чистой и переодетой.
– Где?
А вот теперь Абархильд, взмахнув своей палкой, действительно ударила Элфрун, на этот раз по икре, а не по косточке на лодыжке, и это означало, что гнев бабушки уже пошел на убыль.
– Он должен предстать перед Осбертом. Ты подождешь вместе с ним, пока вас позовут.
– Перед королем? – Глаза Элфрун округлились от удивления. – А зачем?
– Скоро сама все узнаешь. Это касается лично тебя.
– Может, что-то не так с шерстью? Или с овчиной?
Донмут славился овечьими шкурами, их количеством, качеством, способом обработки, причем как с шерстью, так и без нее. Король и архиепископ полагались на них в этом, и в Йорке их изделия пользовались постоянным спросом у обработчиков кож. Возможно, торговля в Донмуте процветала благодаря шерсти – необработанной, сученой или тканой, – но овчина была ее гордостью и славой. Под руководством своей матери, а теперь Абархильд, Элфрун училась не только прясть и ткать, как и любая девочка, выросшая достаточно, чтобы держать веретено, но также освоила все этапы производства шерсти и пергамента, молока и сыра.
В свое время ее мать шутила, что слава Донмута балансирует на спине овцы.
Но зачем королю было призывать ее, если он хотел поговорить только о шкурах?
Она снова открыла было рот, но, взглянув на лицо бабушки, осеклась. К этому моменту они уже почти дошли до Донмута и стало видно скопление разноцветных полосатых шатров. Губы Абархильд были сжаты, а лоб нахмурен. И Элфрун поняла, что ее бабушка знает сейчас не больше ее самой.
2
Кожу на голове жгло от рывков бабушкиного гребня из оленьего рога с частыми зубцами, лицо и руки горели от жесткого льняного полотенца, и даже кончики пальцев болели – Абархильд срезала ей ногти. Потом она одевала ее, перечисляя, казалось, бесконечный список нарушенных ею правил поведения и ее плохих манер. Элфрун извивалась под неусыпным присмотром бабушки и любопытными взглядами членов их компании.
В особенности Сетрит. Старшей дочери управляющего поместьем Донмут, стюарда, поручили оттирать и чистить ее синее платье, и Элфрун до сих пор ощущала неловкость при воспоминании о хитром взгляде ее васильковых глаз, который девушка то и дело переводила с брызг грязи на шерстяной ткани на саму Элфрун, беспокойно ерзавшую в своей льняной рубашке под монотонные причитания бабушки. Если бы это была другая девушка, ей было бы не так тяжко, но в присутствии ангельски красивой Сетрит Элфрун всегда ощущала себя угловатой и неопрятной. А что касается метких и злобных комментариев, то в этом Сетрит вообще не было равных.
У Элфрун практически не было времени еще раз задуматься над тем, зачем она могла понадобиться королю.
Бабушка подгоняла ее, словно заупрямившуюся овцу, пока они спешно шли к заполненной людьми площадке перед шатром короля, с такой скоростью, какую только позволяли развить на мокрой от росы траве ее тесные кожаные башмаки. К ее большому облегчению, отец был уже на месте и сидел на скамье прямо возле входа в королевские покои. В этом кроваво-красном плаще она узнала бы его в любой толпе. Подарок короля, полученный всего несколько дней тому назад, это была, несомненно, самая кричащая из его вещей; он носил ее поверх с виду обычной серой туники, мягкой и легкой, которую отличало отменное качество пряжи; это была последняя вещь, сотканная матерью Элфрун. Единственными блестящими предметами в его наряде были серебряные наконечники, оттягивавшие концы матерчатых завязок, которые удерживали плащ у него на плечах.
Но, как бы просто ни был он одет, в глазах своей дочери Радмер из Донмута блистал ярче всех витиевато разодетых глав кланов – тэнов – и всадников, которые вились вокруг королевского двора, словно стая ос, сияя кружевами и тесьмой с золотыми и серебряными нитями на плечах, запястьях, шее и даже на перевязи для меча, которую они носили и без меча.
Никакого оружия в присутствии короля, никакого оружия на праздниках Весны и Сбора урожая. Ставки здесь были слишком высоки: давняя междоусобица всегда была готова разгореться с новой силой. Нортумбрия находилась в состоянии хрупкого мира с того времени, когда Элфрун только начала ходить, однако она довольно часто слышала при дворе бросаемые друг другу угрозы. Внутренние разногласия, вероятность изгнания, «морские волки» и военачальники Мерсии и Уэльса, Пиктландии и Дамбартона… Кузену короля Элреду было запрещено появляться южнее реки Тис после его бунта семь лет назад. Она хорошо знала, что ходят упорные слухи относительно нелояльности престолу и чрезмерных амбициях многих из присутствующих здесь лиц. Но ей было тяжело серьезно воспринимать любые категорические утверждения такого толка. Пока ее отец на стороне короля, что может им угрожать?