— Ну па-ап! — девушка топнула ножкой. — Я ведь тоже так могу.
— Да пожалуйста, — и снова в хриплом неприятном голосе мужчины послышались радостные нотки.
Девушка фыркнула и лианы охватило жаркое пламя, испепелившее их за считанные секунды.
— Продолжаем! — звонко рассмеялась чародейка, бросившись в атаку, отчего ее ярко-алые волосы разлетелись во все стороны языками огня.
Мечи со звоном встретились, а в смехе девушки слышалась радость, чистая и незамутненная.
Она ударила, снова, снова, и снова!
Одновременно с этим рыжеволосая освободила левую руку и зачерпнула огня из ближайшей жаровни. Пламя бурлило в ее ладони, и девушка бросила сгусток всепожирающей стихии в мужчину.
Тот даже не подумал увернуться. Вместо этого он едва слышно прошептал одно слово и огонь накрыла черная тень, отдаленно напоминающая птицу. Тень эта не только приняла и затушила пламя, она еще укрыла мужчину от взгляда девушки.
Та ждала нечто подобного, и когда однорукий появился справа, сумела отбить одну его атаку, однако, как выяснилось, та была лишь обманкой, и в результате чародейка потеряла равновесие и упала на спину.
Острие меча вновь коснулось нежной лебяжьей шеи.
— Как ты всегда умудряешься опережать меня? — девушка весело засмеялась и, отодвинув сталь двумя пальцами, села.
— Опыт? Знания? Талант? — ответил вопросом на вопрос однорукий. — Выбери ответ по душе. Но ты делаешь большие успехи. Еще годик, и я не смогу совладать с тобой в ближнем бою, Игнис.
Этот комплимент понравился рыжеволосой. Она буквально расцвела и губы поразительной маски изогнулись в открытой и приятной улыбке.
— Отец, я тебя люблю, — просто и по-детски проговорила девушка.
— И я тебя, доченька. Вот только не пытайся сейчас атаковать меня исподтишка. Не сработает.
Пламенные волосы трепыхнулись и Игнис негодующе фыркнула, скрестив руки на груди.
— Вечно ты все знаешь. Неинтересно.
— Я слишком долго живу на этом свете и слишком многое успел повидать. Поднимайся, нам пора заняться делами.
Та, которую звали Игнис, со вздохом встала.
— Вечно эти дела, — с искренним сожалением в голосе произнесла она. — Неужели нельзя передать их кому-нибудь еще?
— Можно, — согласился мужчина. — Но это вопрос ответственности. Не забывай…
— Да-да, — перебила его девушка с едва заметным раздражением в голосе, — мы поступаем не так, как хотим, а так, как должно.
Она явно слышала эту сентенцию не одну тысячу раз и на дух ее не переносила.
— Именно так, — согласился однорукий. — Именно так.
Всходила заря нового дня, но слепая, извивающаяся на пропитанных потом шелковых простынях, не могла знать этого. Боги забрали у нее свет, даровав нечто иное, куда более ценное.
И вот сейчас незрячие глаза видели что-то недоступное простым смертным. Что-то более страшное, нежели самый дикий и безумный ночной кошмар.
С диким воплем слепая пробудилась, рывком сев на своем широком мягком ложе, помещенном в середине комнаты, устланной коврами и подушками. Тотчас же распахнулись двери и в покои ворвались сразу три вооруженных и закованных в доспехи женщины — Непорочные, как их называли в других странах. Дворцовая гвардия слепой.
— Видящая, — старшая бросилась к слепой. — Все хорошо, мы тут, мы тут!
Слепая обхватила телохранительницу за плечи и дала волю рыданиям, которые сотрясали миниатюрное тело. Истерика продолжалась достаточно долго и ни одна из воительниц не посмела даже шевельнуться — они знали, что, когда госпожа уходит по дорогам времени, ее нельзя беспокоить. Можно обнять и ободрить, но ни в коем случае — не мешать и не пытаться привести в чувства.
Наконец, рыдания превратились во всхлипывания, а спустя некоторое время затихли и они. Слепая пришла в себя и ее невидящие глаза буквально пронзили старшую из Непорочных, проникая в самые сокровенные уголки души воительницы.
— Пришка, нужно написать послание, — попросила она.
Телохранительницы не первый год прислуживали оракулу, а потому все писчие принадлежности были подготовлены заранее. Каждая из Непорочных умела не только сражаться, но и владела как минимум тремя языками.
Провидица принялась ходить взад-вперед, собираясь с мыслями, а Пришка — первая из служительниц той, что могла проникать сквозь толщу времени, приготовилась записывать. Она ждала, затаив дыхание, женщина знала, сколь капризен дар ее госпожи и с какой умопомрачительной скоростью забывается увиденное во сне. И ни единого слова, ни единой буквы или звука нельзя было упустить, истолковать неверно или написать по ошибке!