Из Англии и Германии тут же последовали протесты против зверств режима. В Соединенных Штатах выступили сенаторы Кеннеди и Пелл, а также член палаты представителей Соларз, особенно тесно со мной сотрудничавший. «Если пакистанское правительство продолжит удерживать под арестом политических противников и отказывать в разрешении мирных политических демонстраций, друзьям Пакистана в конгрессе США нелегко будет отстоять необходимость оказания Пакистану дополнительной помощи», — предупреждал Соларз, председатель подкомитета палаты представителей по азиатско-тихоокеанским делам. Администрация Рейгана, однако, горой стояла за Зию и его «гражданского» премьер-министра Джунеджо, который «имел смелость противостоять оппозиции и критике из-за рубежа», как выразился представитель Госдепартамента США.
Зия, вернувшись из Мекки в конце августа, с ходу отмел всякую критику. «Мисс Бхутто не представляет проблемы, — заявил он корреспонденту «Нью-Йорк таймс» Стивену Вейсману 26 августа. — Но излишние политические амбиции мисс Бхутто и ее отношение к борьбе за власть заслуживают осуждения».
Мой случай должен был рассматриваться в Верховном суде Синдха десятого сентября. Держали меня без предъявления обвинения. Обвинять оказалось не в чем. День независимости — государственный праздник. Когда же демонстрации проводить, если не в этот день? Никаких законов я не нарушила. Тысячи людей из Внутреннего Синдха, подтянувшиеся к зданию суда, заставили власти уже девятого сентября сменить «гнев на милость». Вечером, в полдесятого, ко мне в камеру вошел начальник тюрьмы.
— У меня для вас приятная новость, — сказал он, лучась улыбкой. — Вы свободны.
Но сюрприза не получилось. Я была уже готова к выходу.
На заседании руководства ПНП после моего освобождения разыгрались эмоции. Некоторые горели желанием отомстить режиму за пролитую кровь. Они указывали на то, что впервые режим убил людей ПНП в Пенджабе. Нельзя больше выжидать, нужно свергнуть Зию немедленно.
— Мы всегда обещали придерживаться курса на мирное изменение власти политическими средствами, — напоминала я. — Режим прибег к силе. Протесты означали бы новое кровопролитие, хаос, чем могли бы воспользоваться экстремисты. Август — наша моральная победа, и нам следует придерживаться мирного курса.
В канун 1987 года я чувствовала себя уверенно. Мне всегда казалось, что новый год принесет что-то лучшее, чем уходящий, к тому же многое это предвещало. Впервые за шесть лет я в Пакистане на свободе. После длительного запрета политической активности партия наращивает силу. За четыре месяца мы приняли миллион новых членов, невероятная цифра для страны со столь низким уровнем грамотности. В Пенджабе мы провели партийные выборы — неслыханное явление на субконтиненте, — в которых приняли участие четыреста тысяч человек. Мы открыли диалог с противниками «Мусульманской лиги» в парламенте и продолжали обличать нарушения прав человека, творимые режимом по-прежнему.
Зия везде твердил, что мы рвемся к мщению, особенно обращаясь к армии, которую он стремился запугать возвратом к власти нашей партии. Но мы стремились не к мщению, а к развитию страны. И все это знали.
Я призывала к созданию профессиональной, высококвалифицированной армии, не вмешивающейся в политику. За примерами некомпетентности Зии как воинского командира далеко ходить не надо: я продолжала критиковать его подход к конфликту с Индией из-за Сиаченского ледника, где Пакистан за последние три года потерял более 1400 квадратных миль территории. Нас слушали внимательно, нам верили все больше. В декабре, при посещении в Лала-Мусса семьи убитого в День независимости активиста партии, меня неоднократно приветствовали военные, махали вслед нашей машине. Я приближалась к нервным центрам генерала Зии.
— Я получил информацию, что на вас готовится покушение, — сообщил мне наш сторонник, бывший бригадный генерал армии, в Ларкане, в день рождения отца. — Нужно провести проверку надежности вашей безопасности.
На день рождения отца, 5 января, прибыли тысячи человек. Праздник прошел гладко, я не чувствовала никакой угрозы.
— В Аль-Муртазе с безопасностью все в порядке, — заверила я его.
— Лучше проверить, — настаивал он, но я так и не обеспокоилась.
— Нет нужды, генерал, — отмахнулась я. Сигнал из Равалпинди. Затем из Лахора.
— Режим практически проверил возможность вашего устранения, — сообщил мне симпатизирующий чиновник. — Проверяющий «убийца» приблизился к вам вплотную и доложил начальству, что «нет ничего проще, к ней любой может подойти».