— Что вы скажете о последней новости?
— Что за новость?
— Угон самолета Пакистанских международных авиалиний.
— Кто угнал? — Я знала, что пакистанских самолетов еще никто никогда не угонял.
— Пока неизвестно. Никто не знает, ни кто угнал, ни куда они направятся, ни чего они потребуют. Обещаю держать вас в курсе. Но хотел бы услышать ваше мнение.
— Любое похищение следует осудить, как самолета, так и нации.
Я кладу трубку под ожидающими взглядами присутствующих:
— Угнали один из наших самолетов. Это все, что я узнала.
8
ОДИНОЧНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ В ТЮРЬМЕ СУККУРА
Суккур, Центральная тюрьма, 13 марта 1981 года.
Почему я здесь? Нет, не понимаю. Тюрьма. Теперь тюрьма. Далекая тюрьма в пустыне Синдха. Холодно. Слышу, как тюремные часы бьют час, затем два. Заснуть не могу. Холодный ветер свистит в толстых прутьях решетки. Все четыре стены камеры — прутья. Камера представляет собой скорее громадную клетку, пустую, лишь с веревочной койкой.
Я ворочаюсь в подвесной койке, стуча зубами. Ни свитера, ни одеяла, ничего. Только шалъвар хамиз, в котором меня пять дней назад арестовали в Карачи. Одна из надзирательниц меня пожалела и дала носки, но утром, боясь наказания за неуставное милосердие, забрала обратно. Все кости ломит. Было бы хоть что-то видно, можно было бы ходить. Но электричество выключено на ночь. С семи часов вокруг холодная тьма.
Полиция пришла за мною 7 марта на Клифтон, но меня не обнаружила. Я переночевала у Самийи, чтобы не участвовать в совещании матери с лидерами ДВД, чтобы не бросать на себя тень участия в политике. Не обнаружив меня, полицейские озадачились, бросились в дом моей кузины Фахри, а на Клифтон, 70, арестовали мать и принялись искать меня в доме. Искали они столь рьяно, что Санни заметила одному из них, полезшему проверять спичечные коробки: «Думаете, она превратилась в муравья?»
Следующий ход — рейд по семьям моих школьных подруг, включая семейство зороастриицев Пантаки. Их 25-летнюю дочь Пари забрали в полицию и допрашивали семь часов. Поскольку Пари и ее семья принадлежат к религиозному меньшинству, а политика военного режима направлена на исламизацию, каждый немусульманин автоматически попадает в число чужеродных, подозрительных элементов. «Мы знаем, что делать с такими отщепенцами, — сказали родителям Пари в полиции, когда они забеспокоились о дочери. — Лучше не суйтесь в политику нашей страны, вам до нее нет дела».
Обыскав еще два дома, семейств Пучи и Хумо, полиция нашла меня наконец в доме доктора Ашрафа Аббаси, бывшего вице-спикера Национальной ассамблеи и одного из врачей моей матери в Карачи.
— Полиция собирается обыскивать дом, — сообщил сын доктора Аббаси Сафдар.
Я как раз собиралась воспользоваться их домашним телефоном, имевшим прямой набор междугородной связи, чтобы позвонить в Исламабад. Мы удивленно повернулись к Сафдару. Так как я о вчерашних рейдах полиции еще не знала, а сама от политической деятельности воздерживалась, то подумала сначала, что полиция ищет доктора Аббаси или старшего сына Мунаввара.
— Попроси их подождать с обыском, — сказала я Сафдару. — Спроси, кто им нужен.
Он вышел и тут же снова вернулся.
— Вы.
Этот арест ужасающим образом отличался от всех остальных. Я сразу это почувствовала, когда мне предложили влезть в кузов джипа, забитого полицейскими, не похожего на автомобили, в которых меня перевозили раньше. Я наотрез отказалась, и они в конце концов усадили меня рядом с водителем. Машин, сопровождавших меня по пустынным улицам, было, как обычно, немало, а привезли меня в полицию, что тоже не радовало. Такого со мной прежде не случалось. Что происходило? Никто ничего не говорил, я пять часов просидела в пустой комнате, наблюдая, как полицейские дымят дешевыми сигаретами да плюют в никогда не мывшиеся стены бетелевой жвачкой. И на всех лицах застыл страх. На этот раз, как мне вскоре предстояло узнать, Зия побил свои прежние рекорды жестокости.
Я еще не знала, что по всему Пакистану прокатилась самая мощная за все время военного положения волна арестов. По данным «Эмнисти Интернэшнл», оценки которой всегда занижены, в марте 1981 года власти арестовали 6 тысяч человек. Через пять дней после угона самолета Пакистанских международных авиалиний 2 марта Зия решил использовать этот предлог для расправы с ДВД. Арестовали всех, хоть как-то связанных с ДВД и ПНП.
В Исламабаде арестовали Ниязи. Приехали за Аминой, но, увидев, что она беременна, на девятом месяце, вместо нее забрали ее мужа Салима. От потрясения у нее начались преждевременные роды. Яхью Бахтияра, главу команды адвокатов отца и бывшего генерального прокурора Пакистана, арестовали в Белуджистане. Фейсал Хайят, бывший член Национальной ассамблеи, племянник изгнанного из страны главного уполномоченного по Ларкане, был арестован в Лахоре; арестовали многих женщин, состоявших в женском крыле ПНП. В Равалпинди в третий раз арестовали Кази Султана Махмуда, заместителя управляющего отелем «Флэшман». Схватили Иршада Рао, редактора «Мусават» в Карачи, Первеза Али Шаха, ведущего члена ПНП в Синдхе. Всех не перечесть. И обхождение с арестованными на этот раз оказалось беспрецедентно варварским.