— Есть, керли, — холодно возразила я. — Чуланчик за дверью, который ты за отдельную плату сдаёшь, да не на ночь, а на стражу, да не одному человеку, а парочке. А в поза-том году так пятерым сдала, помнишь? С ними ещё девчонка была такая молоденькая…
— Откуда? — еле выговорила женщина, явно не ожидавшая такой осведомлённости.
— Ветра нашептали, — беспечно улыбнулась я. — Ну, как, сторгуемся, керли?
— Гори в пламени, ведьма, и подавись моим чуланом, — выругалась хозяйка, и я нахмурилась.
— Учти, керли, в этой комнате я буду спать одна, и ты никого туда не поселишь, пока я не уйду.
— У меня так мало кроватей осталось, — покачала головой хозяйка, — а гости всё пребывают и пребывают… куда мне всех селить?
— Не знаю, — пожала плечами я. — Но вот что я тебе скажу, керли… вернее, покажу.
И я откинула серый плащ, под которым за крученный бело-голубой пояс был заткнут длинный прямой нож. Ничем, в сущности, не примечательный, если бы не рукоять — грубо вырезанная в форме сложившего крылья стрижа. Голова птицы вышла навершием. Этот нож, я знала, многое скажет хозяйке.
— П-прости, тэнни! — с запинкой выговорила она. — Я ж не знала! Ты бы сразу представилась!
— Полузелка тебе, и мне комната, еда и питьё, — ответила я. Страх женщины был мне неприятен.
Вскоре я сидела в общем зале за отдельным столом (роль которого выполняла доска, спешно приколоченная к чурбану) и с благодушным настроением уписывала поданную мне кашу. Пока мы решали дела с хозяйкой постоялого двора, туда вошёл новый гость — невысокий юноша в коричневом плаще и такой же цвета шляпе с голубым пером. Не то отправленный с поручением отцом или старшим братом бург, не то удачливый мим, из тех, кому не приходится спать под забором. В отличие от меня, он сперва стремился поесть, а только потом договориться о ночлеге, так что еду нам подали одновременно. Гость потребовал пива, и только тогда хозяйка спохватилась, что не принесла мне напиться.
— Чего я желаю? — переспросила я на угодливый вопрос женщины. — Нет, ни вина, ни пива мне не нужно, и мёд как-нибудь в другой раз. Подай простой воды, керли.
— Вода плохой напиток, тэнни, — скорбно покачала головой хозяйка. — Никогда не знаешь, что за болезнь в ней таится. Послушайся совета, тэнни, возьми пива. Принести тебе кружку?
— Нет-нет, керли, — замахала руками я. — Нет воды, что ж — подай настой на семи травах.
— Каких травах, тэнни? — оторопела женщина.
— Любых, керли, кроме ядовитых. Главное, чтобы их было ровно семь, и в одинаковом соотношении. Сделаешь? А не то так неси мне простую воду. Увидишь, со мной беды не случится.
— Да где ж мне сейчас взять-то их? — взмолилась женщина. — Я ж не маг, не знахарка, откуда мне…
— Воду, — приказала я. — Обычную воду. И побыстрей.
— Но…
— Если мне будет позволено… — вмешался зашедший следом за мной гость. — Моя мать знахарка, и я как раз везу ей травы… могу я угостить прекрасную тэнни?
Я взглянула на юношу с интересом. Человек как человек. Светлые волосы острижены коротко, как носят почти все мужчины, светло-карие глаза, широко расставлены и чуть навыкате. Говорят, это означает мечтательность. А вот такие вот полные губы — это к жадности к жизни, а ещё к страстности. Нос забавный, «картошкой», которой питаются только керлы. О таких носах никто ничего умного не говорит, но все считают их обладателей наивными простаками, если не сказать хуже. А подбородок твёрдый, решительный. Вот и разбирайся после этого в людях! Одет человек был в серые штаны и жёлтую тунику, на ногах у него красовались кожаные сапоги — слишком хорошо для сына знахарки, которого мать послала собирать травы.
— И каков будет приговор? — усмехнулся юноша. — Я достоин оказать эту услугу прекрасной тэнни?
Смутившись, я отвела взгляд. Такое разглядывание и в самом деле неприлично для любой женщины, кроме мимми. Но назваться мимми — себе дороже, небось, на всех мужчин бродячей танцовщицы не хватит.
— Я буду рада, если ты поможешь мне, — ответила я. Юноша ничего не сказал, только поклонился и повернулся к хозяйке гостиницы. Странно, почему он не назвал своего сословия, чтобы я знала, как к нему обращаться?
Принесённый напиток благоухал смесью таких запахов, что я мгновенно опьянела и развеселилась. Горьковатая ромашка, медовый аромат донника, пахнувший летним лугом… Яркий солнечный день, синее небо над головой, ветерок, отгоняющий жару и приносящий пьянящие запахи… А за жарким днём приходит спокойный вечер, как лето сменяется осенью. Пряный, тёплый оттенок тимьяна… горьковато-свежий запах мелиссы и похожий, но мягче — душицы. А вот лаванда… и кое-что ещё… Добрый юноша наблюдал за мной с жадным интересом. Настой на семи травах — очень хорошо, но неужели обязательно добавлять зёрна колдовской ржи — посеянной при луне, собранной на закате? Я вдохнула ещё раз пьянивший меня запах, которому чары придавали особенно изысканный оттенок. Не стоит пить, не стоит пьянеть, но… Отсалютовав приготовившему предательский напиток юноше, я выпила залпом всю чашку. Пропади всё пропадом, неужели я не могу расслабиться и отдохнуть в этом страшном мире, когда каждый шаг даётся с трудом и ноги едва отрываются от земли? Юноша торжествующе улыбнулся. Я подмигнула ему, чувствуя в голове приятную лёгкость и радуясь этому ощущению. Человек встал и подошёл ко мне.