— У нас крыса, друг мой сердечный.
Печальный факт, товарищи. Очень печальный, учитывая, что о земле на Островского знал только ограниченный круг лиц. Отхватили буквально недавно и крайне удачно.
А Мак. Ты глянь, какой интересный кадр, половину он хочет…еще и земельку в придачу. Вероятно, другой бы согласился, да вот я клал на всю эту компашку. Мне не нужна крыша, так что пусть обломается. Какие бы сложности не создал, решу по щелчку.
Все под нами.
С меньшими потерями, чем он мог предположить. И, к счастью, он не первый политикан, решивший, что может усидеть на двух стульях.
Борзый о еще одном желающем получить процент вообще слушать не станет, у него голова другим забита, семья, и я его понимаю. Посмеется разве что. В нашей среде никто не боится угроз, с детства под пулями.
А насчет земли: в этом городе ею владею я. И всем об это известно, так к чему попытки поменять ситуацию? Разве мало примеров, что было с теми, кто пытался? Или с теми, кто решил действовать не по понятиям?
Кто-то очень быстро выбыл из игры, а кто-то кормит рыб.
— Не торкает меня этот разговор, — подсел к барной стойке и налил себе пойла.
— Темный, ты не понял, он угрожает серьезно, — Николин разнервничался на ровном месте. Что, в первый раз политики воду мутят, мечтая устроиться в тени и контролировать криминал? Чего вдруг кипиш?
— И чем же?
— Сказал, что небо в сеточку организует.
— Николушка, а ты случайно головой не бился в последнее время? — откинулся на стуле и с ухмылкой посмотрел на друга. — Нашел чем пугать. Пуганные мы все уже. Будет много говорить — устроишь мне с ним встречу, раз ты не можешь это решить.
— Он новый игрок на арене, и многие говорят, что за ним люди из окружения президента. Ты как знаешь, а я предлагаю не ждать наступления и пойти на уступки… Ситуация сейчас не очень.
Поперхнулся коньяком. Что он сморозил только что?
Да, много кто пытается устроить дерибан. Но не ложиться под таких псов же. Что тут произошло, пока я отсутствовал?!
— Иди проветрись и не доводи до греха.
Николин дернулся и поджал губы. Злится. Ну злись, пока я главный, никаких послаблений в сторону политики. Пусть кувыркаются как хотят — прогибаться не стану. Я заправляю регионом — значит, я тут «папа». Папу надо слушаться.
— Ладно, тогда можно зайти с другой стороны. Детки у него есть, можно было бы…
— Нет, — стукнул кулаком о деревянный стол, вынуждая Николина подскочить на месте. — Я тебе сказал уже, что мы так не работаем.
Дети и жены — вне решения проблем, какой бы замес человек не закрутил, решаем вопросы только с ним. Это мой принцип и поступаться принципами не привык.
— Как знаешь…Раш, как знаешь.
— Игнор, я сказал тебе.
Налил себе коньяка и наконец-то дождался ужина.
Марина в одних трусиках-веревках, как всегда, шагнула в кабинет с огроменным подносом, на котором была уйма разных блюд. Полная грудь колыхалась в такт движениям. По идее…это должно было меня впечатлить. Я часто натягивал ее, но сейчас меня это скорее раздражало. В штанах полный штиль. Приплыли.
— Свободна, — скинул девичью руку с плеча под вопросительный взгляд Николина.
— Надо было брать ту умную деваху, Темный. Кровь с молоком, — мечтательно улыбнулся. — Не знал, что такие мозговитые бывают настолько «ух».
Но мой суровый взгляд отрезал влажные фантазии. Глазки в пол и рот на замок. Умеет понять с полувзгляда, полуслова. Я видел эти похотливые взгляды.
Мужики знали, что так просто я никогда ничего не делаю. И раз сразу обозначил границы, то трогать нельзя.
Знать бы, почему я это делаю вообще…Хотелось бы самому.
7
Мы приехали под покровом ночи, остальная компания осталась в ресторане, а судьба Наташи для меня покрыта мраком. Брат наотмашь ударил словами, что это все не касается меня, и, хлопнув дверью, ушел к себе.
С утра я уже раньше всех была на кухне, потому что сна не было ни в одном глазу. Меня мучили кошмары, как и всегда в этих стенах. Стоит очутиться в семейном гнезде, как хочется из него выпрыгнуть не взлетая.
— Здравствуй, Надежда. Рады лицезреть, — холод скользнул по телу. Рубанул с плеча топором. Слова были брошены небрежно, как будто вынужденно. Поддерживая мнимую атмосферу любящей семьи.
— Здравствуй, мама, — протолкнула воздух сквозь сдавленное спазмом горло. Руки сжали тонкую ткань платья до побелевших костяшек. Мы не виделись с того самого дня.
Голубоглазая пепельно-русая блондинка плавно опустилась на стул прямо передо мной. Поморщилась при виде пустой поверхности. Она жаворонок от слова совсем, и к ее приходу все должно быть накрыто. Все.