— Ладно, о вкусах не спорят, — сдалась Пигалица. — Не мне на него глядеть. Но, по моему глубокому убеждению, от этого, ей-богу, кости быстрее не срастаются.
— Хорошо, если мой перелом не срастется, вините по всем Ричарда Третьего. Не такой уж это большой грех, как мне кажется, по сравнению со всем тем, что он натворил.
Надо будет спросить Марту, знает ли она что-нибудь о Тирреле. Она, конечно, не эрудит, но ее учили в дорогой частной школе, которую все так хвалят, авось что-нибудь в память и запало.
Однако первым его посетителем в тот день оказался сержант Вильямс, большой, розовый, чисто выбритый. И на некоторое время Грант забыл о битвах древних времен и погрузился в мир ныне живущих личностей, готовых в любую минуту сотворить какую-нибудь пакость. Вильямс плотно уселся на жесткий стульчик для гостей, широко расставив колени и щуря от солнца свои серо-голубые глазки, как довольный кот. Приятно было поговорить о делах профессиональных, перебрасываясь отрывистыми фразами, понятными только людям, занятым общим делом. Приятно было узнать, что новенького там, на свободе, кто дал маху, а кто пошел в гору.
— Шеф велел передать привет, — сказал Вильямс, собираясь уходить. — И если что-нибудь нужно, просил ему сообщить.
Солнце уже не слепило Вильямсу глаза, и он заметил вдруг портрет, прислоненный к стопке книг. «Что это за тип?» Грант стал было объяснять, как вдруг сообразил, что перед ним свой брат полицейский. То есть человек, привыкший, как и он сам, угадывать по лицам.
— Портрет мужчины неизвестного художника XV века, — сказал он. — Что скажешь?
— Ничего не смыслю в портретах.
— Я говорю не о портрете. Каково твое мнение о человеке?
— A-а, понимаю, — Вильямс нагнулся поближе и изобразил на лице крайнюю степень сосредоточенности, сдвинув белесые брови. — Что значит: каково мое мнение?
— Ну, скажем, куда бы ты его определил — на скамью подсудимых или в судьи?
Вильямс подумал немного и выпалил:
— В судьи!
— Уверен?
— Вне всякого сомнения. А что? Вы разве — нет?
— Я тоже. Но мы оба ошиблись. Его место на скамье подсудимых.
— Не может этого быть, — проговорил Вильямс, снова вглядываясь в фотографию. — А вы знаете, кто он такой?
— Да. Это Ричард Третий.
Вильямс присвистнул.
— Вот оно что! Так, так. Маленькие пленники Тауэра и все такое. Злой дядюшка собственной персоной. Могу себе представить теперь, когда вы его назвали. Но с первого взгляда ни-ни, никогда не догадаешься. В том смысле, что он прохвост. Вылитый наш судья, старик Хэлсбери, а уж он-то если в чем и виноват, то лишь в том, что слишком мягок с этими ребятами за решеткой. Он, бывало, в обвинительном заключении весь вывернется ради них.
— Ты знаешь, как были убиты принцы?
— Ничего мне не известно о Ричарде Третьем. Знаю только, что мать два года не могла им разродиться.
— Что?! Где ты слыхал эту басню?
— Ну, наверное, на уроке истории.
— Должно быть, ты ходил в какую-то особенную школу. Ни в одном из моих учебников ни слова не сказано о том, кто, как и кого рожал. Вот почему чтение Шекспира и Библии всегда так освежает. Что-нибудь да и узнаешь новенькое из области полового воспитания. Ты когда-нибудь слыхал о человеке по имени Тиррел?
— Слыхал. Это тот бандюга, который служил океанских на линиях «Пи-энд-О». Утонул на «Египте».
— Да нет. Я тебе говорю об историческом персонаже.
— Из истории не помню ничего, кроме 1066[4] и 1603 года.
— А что произошло в 1603-м? — спросил Грант, не переставая думать о Тирреле.
— Нам навсегда привязали к хвосту эту Шотландию.
— Было бы лучше, чем если бы она каждые пять минут хватала нас за горло? Тиррел, говорят, был тот самый, кто убрал мальчишек.
— Племянников? Нет, это имя мне ничего не говорит. Ну, я пошел. Чем я могу быть вам полезен?
— Ты идешь на Чаринг-Кросс-роуд?
— Да, в «Феникс».
— Сделай мне одолжение.
— Слушаю вас.
— Зайди в одну из книжных лавок и купи «Историю Англии». Для взрослых. И «Жизнь короля Ричарда III», если тебе попадется.
— Сделаю, будьте спокойны.
Выходя из палаты, Вильямс столкнулся с Амазонкой и был поражен, увидев нечто такое же, как и он сам, только в платье сестры милосердия. Он сконфуженно поздоровался, вопросительно взглянул на Гранта и исчез за дверью.
Амазонка сообщила Гранту, что она собралась делать влажное обертывание в четвертой палате, но не могла не заглянуть к нему, чтобы выяснить, убедился он или нет.