Мари посмотрела на Пьера. Тот, раскрыв от удивления рот, слушал мать, и в его черных глазах, казалось, мелькали отсветы давно забытых страхов.
— А болота? — вздохнув, продолжала Нанетт. — Да мы боялись даже близко к ним подходить! Мать говорила, что там живет Драк, воплощение дьявола, который только и думает, как бы кому навредить. Временами он пробирается в конюшни и до смерти пугает лошадей, а в придачу спутывает им гривы.
За стенами дома свистел ледяной северный ветер. Мари поднялась к себе на чердак. Как бы ей хотелось лечь спать внизу, поближе к огню! Пьеру везло больше — он спал в большой комнате, в двух шагах от родителей.
На чердаке пахло сыростью и было очень холодно. Мари легла одетой и натянула на себя одеяло. Девочке было холодно и страшно. Когда свечка погасла, темнота словно сгустилась, а ветер под крышей выл совсем как настоящие волки…
Мари заплакала от страха.
Заскрипели ступеньки лестницы. Мари, трясясь от ужаса, приподнялась на постели. Дверь стала медленно открываться. Казалось, сквозь растущую щель в помещение проникают свет и тепло общей комнаты. Чей-то голос позвал шепотом:
— Мари! Что с тобой? Ты заболела?
Это был Пьер. Девочка облегченно вздохнула и ответила шепотом:
— Со мной все хорошо. Просто я замерзла, но скоро согреюсь.
Мальчик сказал тоном, не терпящим возражений:
— Спускайся и ложись на мою постель. Там тебе будет лучше, чем здесь. Я холода не боюсь. Мать могла бы и сама до этого додуматься!
Мари не осмелилась спорить. Стуча зубами, она поблагодарила Пьера и в первый раз потянулась, чтобы поцеловать его в щеку. Мальчик в недоумении повернулся к ней лицом, и их губы соприкоснулись. Смущенная Мари бросилась вниз по лестнице.
Никогда не забыть Мари момент, когда она улеглась под тяжелое красное пуховое одеяло и прижалась щекой к подушке, хранящей тепло Пьера! Умирающее пламя в очаге наполняло комнату неярким розоватым светом.
Пьер лежал на чердаке. Ему в жизни не было так жарко. Неловкий поцелуй Мари зажег пожар в его крови. Засыпая, он думал об источнике в Волчьем лесу, о его чудотворной воде, которая знала его самую заветную мечту — взять Мари в жены, когда он вырастет и станет мужчиной…
Утром Нанетт очень удивилась, обнаружив девочку в постели Пьера. Но сын ее спокойно спал на чердаке, поэтому она тотчас же успокоилась.
— Мой пострел на самом деле не так глуп! Но я буду похитрее! Вот что: пока пусть поспит на чердаке, но когда придут настоящие холода, ты будешь спать со мной на большой кровати, а Жак — вместе с Пьером. Так всем будет теплее!
Первые заморозки серебристой вуалью укрыли поля и деревья. По утрам, несмотря на холод, Мари выходила из дома и шла к изгороди, чтобы полюбоваться на тонкие и прозрачные, как кристалл, кружева инея на мертвых листьях и ветках.
В начале декабря пошел снег. Нанетт потешалась над энтузиазмом девочки, которая вскоре ушла на прогулку в сопровождении Пьера и Пато.
Они успели вернуться как раз к обеду. Наевшись рагу с зайчатиной, несколько часов томившегося на огне, дети отправились в Прессиньяк.
Нанетт знала, что в этот день в городок должен был приехать Каиффа. За окном шел снег, значит, он остановится в центре и не станет ехать к домам, расположенным на окраине.
— Вот вам шесть су, купите мне полфунта кофе и немного корицы. Еще мне нужны иголки.
Мари всегда радовалась возможности посмотреть на Каиффу. Так звали хозяина передвижной бакалейной лавочки, переезжавшей из поселка в поселок. В качестве транспортного средства бакалейщик использовал трехколесный грузовой мотороллер, оклеенный картинками в восточном стиле.
Пьер и Мари пришли в Прессиньяк около двух пополудни. Укрытые снегом дома, улицы и голые деревья казались призрачными.
В бистро папаши Марселя уже горел свет, и сквозь желтоватые стекла было видно, как к потолку поднимаются завитки табачного дыма.
В набитых соломой сабо, кутаясь в шали, женщины поджидали бакалейщика, стоя на порогах своих домов. Они родились в этих краях, поэтому не очень боялись холодов. Радуясь редкой возможности оторваться от хлопот по хозяйству, женщины перекликались друг с другом:
— Добрый день! Как дела?