— Не смей и пальцем прикасаться к Мари, ты понял? Никогда! Лазь под юбку к горничным своей матери! — кричал Жан Кюзенак. — В моем доме изволь держать в узде свои низкие инстинкты! Надевай рубашку и уходи! Чтоб ноги твоей здесь больше не было! Слышишь? Или я тебя убью!
С трудом переводя дыхание от волнения, хозяин дома повернулся к Мари:
— Девочка моя, он не…
Мари заплакала, дрожа всем телом.
— Нет! — Это было единственное, что она смогла произнести.
Однако она сказала лишь половину правды. Жан Кюзенак успел вовремя, но кто знает, что хуже — осквернение души или насилие над плотью? Девушка чувствовала себя грязной. «Господи, только бы, кроме Макария и хозяина, никто об этом не узнал!» — взмолилась она, сгорая от стыда.
В этот момент в комнатушке появилась Амели Кюзенак. Мари решила, что теперь ее репутация окончательно испорчена. Хозяйка, которая последние дни пребывала в плохом настроении, остановилась возле мужа и племянника. Посмотрев на Мари, она перевела взгляд на Макария.
Наконец с ее губ сорвались слова, ранящие не хуже оскорблений:
— Бедный мой Жан! Эта девчонка затащила Макария к себе в кровать, а ты ее защищаешь! Вот до чего довело тебя твое пристрастие к этой бедной девочке, рожденной на чужом пороге!
Жан Кюзенак в мгновение ока растерял все свои хорошие манеры и обычную выдержку. Покраснев от гнева, он закричал:
— Еще минута, и этот мерзавец изнасиловал бы ее! Может, мне его по головке погладить? И прежде чем оскорблять эту девочку, вспомните о своем происхождении! Вы, Амели, из какого вы рода? Все знают, что вы родились в семье барышников, таких же жадных и злых, как и вы сама! У вас вместо сердца камень! Господи, как вы мне противны! Немедленно выйдите из комнаты! И если не хотите, чтобы я изувечил вашего драгоценного племянника, пусть он убирается из моего дома, и чем скорее, тем лучше!
Амели Кюзенак побледнела и, шатаясь, скрылась с глаз. Макарий проводил тетушку в столовую и захлопнул за собой дверь. Пока полыхала ссора, Мари не шевелилась. Ей хотелось оказаться как можно дальше от этого дома.
Жан Кюзенак повернулся к ней спиной, он не мог заставить себя посмотреть на нее. Из комнаты он вышел со словами:
— Прошу у вас прощения за них, Мари! И еще прошу — не принимайте близко к сердцу сказанное моей женой!
Когда все ушли, девушка в смятении села на постели. Да есть ли в этом мире место, оказавшись в котором, она смогла бы сказать: «Здесь я дома!»?
Она только-только начала любить этот дом, но поступок Макария все разрушил. Мадам Кюзенак считает, что это она, Мари, виновата в случившемся. А мсье Кюзенак… Нет, она больше никогда не сможет заговорить с ним, не войдет в гостиную, не возьмет книгу…
Мари хотелось бежать из этого дома без оглядки. Но куда? Конечно же, не к Нанетт.
— Нельзя ничего рассказывать Пьеру! Господи, Дай мне сил промолчать! Нельзя никому говорить, что сделал Макарий…
Глава 10
Большие перемены
Прошло два года. В середине марта Мари отпраздновала у Нанетт свой восемнадцатый день рождения. Если бы кто-нибудь попросил девушку рассказать, что случилось за это время в стенах «Бори», она бы не вспомнила ничего, кроме бесконечных недель тишины…
Макарий, к великому сожалению своей тетушки, больше не приезжал. У Амели Кюзенак вошло в привычку проводить большую часть времени в своей спальне за вышиванием или чтением газет и альманахов. Можно было подумать, что она сама заточила себя в четырех стенах. Оживилась и обрадовалась мадам только узнав о готовящейся свадьбе Макария, которую его семейство планировало сыграть в Лиможе.
На торжество мадам Кюзенак отправилась одна, сев на поезд в Шабанэ. Приехала она оттуда словно бы помолодевшей и снова взяла в руки ведение домашнего хозяйства, но вскоре все вернулось на круги своя.
Последние несколько месяцев Мари два-три раза в день относила еду в комнату мадам, потому что та не хотела спускаться и есть за одним столом с супругом.
Что до Жана Кюзенака, тот он купил себе новую лошадь. Муссюр настороженно относился к прогрессу, запрудившему улочки поселков рычащими автомобилями. Он по-прежнему верхом объезжал свои владения, а возвращаясь в дом, старался не встречаться с Мари взглядом.
Большой дом, казалось, поразило проклятие. Если бы не частые визиты Пьера и постоянное снование перед глазами Алсида, Мари впору было бы поверить, что в особняке Кюзенаков живет она одна…
В одно апрельское воскресное утро Мари, у которой как раз был выходной, тихо напевая, спускалась по дороге, ведущей на ферму.