Огорченный Пьер ушел. Трагическая атмосфера дома действовала на девушку удручающе. Она догнала Пьера на дороге, там, где густые ветви сосен давали освежающую тень.
— Пьер, мой хороший! Не расстраивайся! Твоя мать говорит, что мы сможем обручиться в следующем году!
И тут с ее красивых губ сами собой слетели слова:
— Пьер, я тебя люблю!
Юноша сжал ее в объятиях:
— Мари! Я счастлив это слышать! Значит, ты и правда меня любишь…
Губы Пьера нашли ее губы, но не настойчиво и не жадно. Этот поцелуй был уважительным, сладким и очень нежным. Он стер постыдные воспоминания о поцелуях Макария. Мари заснула, вспоминая этот драгоценный поцелуй, символ их взаимной любви. И ей казалось, что у Пьера хватит сил, чтобы защитить ее от любой напасти.
Похороны Амели Кюзенак состоялись в Прессиньяке, и на них присутствовали все местные жители. Мадам — женщину с большими претензиями, которая редко улыбалась, а смеялась и того реже, — в этих краях не любили, но она была супругой щедрого и работящего землевладельца и родилась на лимузенской земле…
Нанетт бодрствовала подле умершей вместе с Жаном Кюзенаком. Мари недолго побыла с ними, но от запаха расставленных по вазам веток самшита, от света свечей, от вида застывшего лица мадам ей стало так плохо, что Нанетт взглядом показала, чтобы она вышла из комнаты.
Половину ночи девушка провела в саду, на каменной скамейке. Росшие вокруг красные розы источали дивный аромат. Сквозь еловые ветви были видны клочки темно-синего неба, украшенные россыпью звезд.
Что чувствовала Мари, сидя в саду «Бори» в эту ночь, она расскажет только много лет спустя. Как объяснить это странное впечатление? Девушке вдруг показалось, что эти деревья, стены этого дома, эти розы и это небо нашептывают ей, что отныне она неразрывно связана с этим местом и что все здесь принадлежит ей…
Когда церемония закончилась и гроб засыпали землей, когда присутствующие по очереди подошли к мсье Кюзенаку и выразили свои соболезнования, хозяин «Бори» спросил у Нанетт, может ли он поужинать с ними, на ферме.
Вот так и вышло, что они впятером сели за большой стол в доме, который был Мари так дорог. В очаге спокойно горел огонь, Нанетт приготовила салат из овощей и омлет.
Ели молча, чувствуя себя стесненно из-за присутствия хозяина. Муссюр ничего не замечал. Он был погружен в невеселые размышления.
Когда Мари подала десерт — миску с творогом и варенье, — Жан Кюзенак посмотрел на девушку и сказал:
— Я не хочу, чтобы в моем доме что-то менялось. Мари остается на своем месте. Мне плевать, что скажут кумушки. Я доволен ее работой. И поскольку с вами я могу быть откровенен, то скажу сразу: теперь я буду жить так, как считаю нужным. Буду принимать старых друзей, господина мэра, двоюродных братьев из Шабанэ… Моя супруга, — да упокоится ее душа с миром! — не хотела видеть в доме гостей. И я никогда не понимал почему. Но ссориться не хотел, поэтому уступал. И только Макарию было позволено у нас обедать и даже класть ноги на наши кресла!
Нанетт, слушая хозяина, кивала на каждом слове, как если бы давно все это знала. Жак потирал подбородок. Пьер не сводил глаз с Мари, молчаливой и задумчивой.
Жан Кюзенак добавил:
— Мари — отличная повариха. Теперь у нее будет больше шансов продемонстрировать свой талант. Что ж, мне пора возвращаться.
Он встал, взял свою шляпу. И сказал, чуть понизив голос и обращаясь к Нанетт:
— Пусть Мари останется сегодня у вас! Ей нужно отдохнуть, а мне — побыть одному.
Они сидели и смотрели, как он выходит за дверь и пересекает двор. Мари даже не успела его поблагодарить. Этим вечером она словно увидела хозяина совсем другими глазами. Оглядываясь назад, девушка пришла к выводу, что мсье Кюзенак всегда относился к ней с добротой и вниманием. Уже этим одним он заслужил ее уважение. А может, и сочувствие: ему не дано было в жизни вкусить такого блаженства, как взаимная любовь…
Пьер, не смущаясь присутствием родителей, положил руку Мари на плечо:
— Тебе не обязательно возвращаться к нему, Мари. Мадам Боннафи, жена мэра, ищет горничную. Она попросила меня переговорить с тобой. Я буду спокоен, зная, что ты работаешь в поселке!
Нанетт хотела было высказать свое мнение по этому вопросу, но подумала, что Мари достаточно взрослая, чтобы решать самостоятельно.
— Сынок, ты слишком торопишься! Вы ведь с Мари еще не женаты! — сказал, усмехнувшись, Жак. — Да и у нее умишко имеется, она сама решит, где ей работать!
Мари улыбнулась. Как это здорово — видеть их всех вместе, слушать их разговоры! Она теперь точно знала, кто ее настоящая семья… И все-таки это не помешало ей ответить твердо: