— Мари — девочка послушная, набожная и исполнительная, — подхватила стоявшая у сироты за спиной мать-настоятельница. — У нее хорошо получается шить и вышивать. Что ни поручи — она всегда старается все сделать наилучшим образом. Не стоит забывать и о том, мадам Кюзенак, что, беря девочку к себе, вы совершаете богоугодный поступок. Свежий воздух пойдет Мари на пользу, потому что здоровье у нее не самое крепкое.
Услышав про слабое здоровье девочки, посетительница поджала губы. На ее лице ясно читалось недовольство. Мать-настоятельница поняла, что не стоило упоминать о болезненности Мари, но было уже поздно.
Мари была готова расплакаться. Что с ней будет, если добрые монахини не смогут оставить ее у себя? Если эта дама, которая выглядит такой строгой, не захочет ее забрать?
— О, мадам, я умею гладить! — проглотив слезы, воскликнула девочка. — Я еще ни разу не сожгла простыню или полотенце! Ем я мало и умею ухаживать за детьми. Если у вас есть дети, я стану за ними присматривать!
Было очевидно, что даже этот последний аргумент не убедил мадам Кюзенак. Посетительница вздохнула и нахмурилась.
Мадам Кюзенак была женщиной крепкого сложения, отнюдь не худенькой. Ее путь в Обазин лежал через Брив, поэтому она надела все самое лучшее и выглядела очень нарядной.
— Ты умеешь доить коров, делать творог и пасти овец? — спросила она.
Положив руку на плечо воспитанницы, мать-настоятельница сказала недовольным тоном:
— Мадам, я не понимаю, что происходит. Мы ведь договаривались, что Мари будет следить за порядком в доме и готовить!
— Разумеется. Но иногда ей придется помогать на ферме.
Мать Мари-Ансельм вздохнула. Может быть, не стоит отдавать Мари этой женщине? Нелегко принять такое важное решение, когда видишь человека первый раз в жизни… Супруг мадам, побывавший в приюте месяц назад, произвел на мать-настоятельницу впечатление человека искреннего и добросердечного. Успокаивал и тот факт, что все девочки, отданные на попечение окрестных семей, в обязательном порядке присылали ей письма с рассказами о том, как им живется. Всегда можно будет забрать девочку, если в новом доме она почувствует себя несчастной.
Мать-настоятельница выпрямилась и твердо сказала:
— У нас есть своя ферма, и Мари всегда охотно помогала пасти корову, работала на огороде и собирала траву для кроликов. Что до остального, она быстро научится!
Она не преминула уточнить, как делала это каждый раз, отправляя в новый дом очередную воспитанницу:
— Хочу вам напомнить, что у Мари, одной из наших лучших воспитанниц, которую мы все очень любим, есть полный комплект необходимой одежды и белья и, кроме этого, пара башмаков, молитвенник и четки. Беря ее на попечение, вы не несете никаких расходов.
К величайшему удивлению матери Мари-Ансельм, этот аргумент практического свойства, похоже, оказался для мадам Кюзенак решающим.
Голос посетительницы смягчился, когда она сказала:
— Хорошо, я беру Мари.
И добавила тоном, в котором монахиня уловила горечь:
— Так решил мой супруг. Я сегодня же забираю девочку с собой. До дома дорога неблизкая. Надо еще зайти на рынок в Бриве, кое-что купить. В полдень мы сядем на поезд на вокзале возле супрефектуры[4]. Пускай сходит за вещами…
Мать Мари-Ансельм наклонилась и поцеловала девочку. Монахиня, будучи женщиной доброй, но очень сдержанной, редко позволяла себе проявлять нежность по отношению к воспитанницам. В последний раз взглянув на посетительницу, она сказала:
— Мари умеет читать и писать. Она успешно сдала экзамены по курсу начальной школы.
Услышав это, мадам Кюзенак рассмеялась:
— Она умеет читать и писать! И даже сдала экзамены! Подумаешь! На ферме ей это вряд ли пригодится…
Чтобы добраться до центра Брива, пришлось нанять конный экипаж. Правил лошадью веселый возница с гусарскими усами. Когда мадам Кюзенак с девочкой садились в экипаж, между возницей и дамой возник оживленный диалог на местном диалекте.
— За девчонку сбросьте мне несколько монет!
Возница смерил новую хозяйку Мари негодующим взглядом и заявил:
— Мадам, за взрослых мы берем полную цену!
Мари слушала перебранку и не понимала, о чем идет речь. Лицо мадам Кюзенак стало пунцовым, сидящие в этом же экипаже пассажиры, глядя на них, улыбались. Что речь идет о цене, девочка догадалась, когда разгоряченная спором мадам добавила несколько мелких монет. Повернувшись к девочке, она сказала:
— Эти негодяи думают, что меня можно обвести вокруг пальца! Так и норовят содрать втридорога! Я разговариваю с ними на их языке, но тебя сразу предупреждаю — не вздумай брать с них пример! В моем доме никакого патуа[5], ты меня слышишь?