— Глупый он у вас, этот мальчишка! Это твоя бабушка, которую оставили умирать от жажды в постели!
То, чего не должно было произойти, все-таки случилось. Мари вздохнула. Она не сможет… Это слишком!
— Не говори так, Нан! Умоляю!
Нанетт присмотрелась к ней повнимательнее. Обмануть ее было непросто.
— Почему вы все плачете? Прямо как кающиеся Магдалины, право слово! Да еще и в три ручья! Что, немцы снова вернулись? Началась война?
Мари снова вздохнула, быстро вытерла глаза и, взяв старушку под руку, попыталась увести ее в комнату.
— Идем, моя Нан! Я помогу тебе одеться. А потом я подам тебе обед.
— Есть раньше остальных? Я просила мой кофе! Ты же знаешь, я либо ем вместе со всеми, либо вообще не ем! Что еще случилось? Ты видела себя в зеркале? Сама на себя не похожа, словно все несчастья мира на тебя свалились!
Нанетт бодрилась, как обычно. Мари это знала, но она ощущала, как дрожит ее тело от прилагаемых усилий. Адриан беспокоился из-за того, что в последнее время Нанетт сильно похудела.
— Нан, пожалуйста, делай как я прошу! Я заболела, понимаешь, и мне тоже надо пойти прилечь! Девочки принесут тебе твой цикорный кофе и присмотрят сегодня за Луизоном.
Но старушка заупрямилась. Она не позволит себя провести! Болит нога или нет, она не вернется в постель, пока ей не скажут, что случилось в этом доме! Тоном, не допускающим возражений, Нанетт потребовала:
— Посмотри мне в глаза, Мари! Ты вовсе не больна! Ты сама не своя из-за Матильды! Ну, говори! За все то время, что я живу в этом доме, и даже еще раньше, в «Бори», я всегда знала, когда ты что-то от меня скрываешь!
Взгляд светлых глаз приемной матери пронзил Мари. Решимость ее поколебалась — она была не в состоянии долго сопротивляться этому безмолвному приказу. У нее просто не осталось сил… Опершись рукой о спинку стула, она начала тихо:
— Моя Нан…
— Говори! Наша Ману?.. Боже всемогущий!
Нанетт больше ничего не нужно было спрашивать. Она повернулась и сама доковыляла до своей комнаты, придерживаясь руками за стены. Сгорбившись, она села в свое кресло у окна. Мари последовала за ней и опустилась на колени у ее ног.
— Бедная моя Нан! Матильда нас покинула. Несчастный случай… в Бриве. Адриан поехал туда. Я потеряла мою девочку, Нан! Господи, ну почему она умерла? Я до сих пор не могу поверить… Не могу… И не смогу никогда!
В комнате повисла гнетущая тишина. Мари положила голову Нанетт на колени и утонула в жесточайшем отчаянии. Нанетт что-то невнятно бормотала на патуа, ее тонкие губы дрожали, по морщинистым щекам текли слезы. Пораженная горем в самое сердце, она крестилась и, качая головой, повторяла:
— Quau malur! Quau malur!
Глава 29 Жизнь продолжается
Обазин, 5 января 1953 года
Отныне для Мари жизнь четко разделилась на две части: годы до смерти Матильды и жизнь после этой утраты, от которой она так никогда полностью и не оправилась. Ей и раньше доводилось терять близких: первого ребенка — Жан-Пьера, отца — Жана Кюзенака, мужа — Пьера, Жака — мужа Нанетт, Леони — свою единственную подругу… Сколько страданий! Однако течение жизни не оставляло ей времени на сомнения, сможет ли она со всем этим справиться…
На этот раз потеря дочери погрузила Мари в хаос отчаяния и угрызений совести. Матильде исполнилось всего тридцать, и перед ней была еще целая жизнь! Смерть не должна была забирать ее так рано! Мари никак не удавалось смириться с этим новым ударом судьбы. Понимая, что судьбы вершатся не на земле, она все равно терзалась упреками, обвиняя себя в том, что оказалась недостаточно бдительной, чтобы предотвратить драму…
Похороны стали для нее еще одним испытанием. Утром того дня, когда она собиралась доверить своего ребенка Господу, бывшая сирота из «Волчьего Леса» сказала своему супругу:
— Я не была для нее хорошей матерью! Я не смогла ее понять… Это случилось по моей вине! Она, конечно же, чувствовала себя всеми покинутой… Я больше никогда не смогу смеяться. Не смогу веселиться или петь, наслаждаться миром и покоем, ведь моя дочь умерла, лишив себя всех земных радостей! Я — единственная виновница этого, Адриан, и все началось не вчера! Я никогда доверительно с ней не говорила… даже когда она рассталась с Эрве ради Жиля. Я, верная своим принципам, считала, что это ниже моего достоинства… Я не помогла собственной дочери…
Адриан, который любил Матильду, несмотря на то что она была не родной дочерью, тоже очень горевал. Он ответил жене ласково: