По опустевшему дому ходил из угла в угол Гиду и непрерывно, одну за другой, курил сигареты. Взгляд его был как никогда мрачен.
— Что ни говори, а старая мебель ценится больше. Сейчас и днем с огнем не сыщешь старинных вещей, — без устали трещала Ёнсук над ухом терпеливой служанки Ёмун, которая пришла в дом аптекаря, как в свой родной, чтобы помочь сестрам убраться.
Вот уже который раз приходила служанка Ёмун, чтобы перенести мебель в дом Ёнсук. Глаза Ёнсук бегали по дому, выискивая, что бы еще прибрать к своим рукам. Ёнбин была совершенно равнодушна к поведению старшей сестры. Она считала само собой разумеющимся, что к Ёнсук перешло все оставшееся отцовское хозяйство, так как она согласилась присмотреть за Ённан в течение двух лет.
Свисток парохода огласил ночное небо. От рыночных газовых фонарей падал мутный свет, словно во время дождя. Ёнбин и Ёнхэ провожали только старушка Юн и Гиду. Юн купила сладостей и, утирая себе нос платком, передала их Ёнхэ.
— Вот это передайте, пожалуйста, Ённан. Хотя, я не уверена, что… — Ёнбин передала Гиду аккуратно завернутый сверток.
— Что это? — спросил Гиду.
— Библия. Прошу вас… позаботьтесь о бедной Ённан… Навещайте ее время от времени.
— Не беспокойтесь, — не отрывая взгляда от земли, басом ответил Гиду.
Кто-то из экипажа уже развязал швартовые и забросил их на корабль.
— Садитесь скорее, дети мои, — сказала на прощанье старушка Юн.
Торговцы, как горох, бросились с корабля врассыпную.
— Тетушка, счастливо оставаться! — поднявшись на корабль, Ёнбин и Ёнхэ замахали ей руками.
Корабль медленно отошел от пристани. Белая пенистая волна бежала вслед за кораблем.
— Ду-ду-у!.. — Корабль начал постепенно удаляться от Тонёна.
Вместе с ним удалялись газовые фонари, лица и выкрики провожающих.
Мантия ночи не спеша опускалась на порт Тонёна.
Лицо Ёнхэ, освещенное на палубе лунным светом, казалось белым цветком. Влажный морской воздух уносил еле слышные горькие рыдания Ёнбин.