— Все!
Эль обвела рукой зал — зрители замолчали. Спросила:
— Жаном ни разу ни промахнулся?
— Ни разу!
Кажется, жена бородача, сидевшая рядом, кричала громче всех.
Помощница спросила снова:
— Вам кажется, будто ножи расположены на стене как попало?
— Да!
— Нет!
— Не знаем!
Эль улыбнулась.
— Тогда предлагаю убедиться в обратном.
С улыбкой, не сходящей с лица, она подошла к стене, вытащила из кармана черный уголек и быстро начала рисовать прямые линии — от клинка до клинка. Там, где было высоко, вставала на табуретку. Зрители подбадривали Эль хлопками, редким свистом и меньше, чем через огарок, на стене образовался… тюльпан.
Да, определенно, это был тюльпан. С остроконечными зубчиками и нахохлившимся листом.
— В прошлый раз была роза, — доверительно сказала Гведолин жена бородача. — Какая все-таки прелесть этот Жаном! Ах, не смотри на меня так, Рамис, — своего мужа она одарила слегка нахмуренным взглядом, — всего лишь восхищение талантом, не более.
Зрители, недоуменно восклицая, снова разразились аплодисментами и последующим репликами:
— Как он это сделал?
— Нужно долго тренироваться…
— С рождения при ножах, не иначе!
Эль, жестом фокусника — словно из ниоткуда, достала шляпу с длинным рыжим пером и принялась обходить столы, любезно протягивая головной убор зрителям.
Гведолин видела, как в шляпу сыпалась монеты, в основном, медяки, но несколько раз перепадали и золотые тори.
Обойдя полный круг, помощница водрузила шляпу на стойку трактирщика. Тем временем Жаном успел вытащить из стены все ножи. Теперь на дереве красовался лишь вычерченный углем тюльпан.
— А сейчас, многоуважаемая публика, душераздирающий номер! Внимание! Повторять трюк запрещено с риском для жизни!
Медленно, плавно, торжественно, Эль подошла к стене. Встала, прислонившись спиной к стеблю тюльпана. Раскинула руки и ноги в стороны.
Первый кинжал Жаном выбросил стремительно, публика и опомниться не успела. Нож воткнулся ровнехонько между ног Эль.
Шепотки и волнительный ропот разом стихли, как только артист занес следующий кинжал. Стало тихо. Настолько, что в очаге было слышно треск сжираемых пламенем поленьев.
Следующий кинжал воткнулся возле одного бедра помощницы. Другой — возле второго.
Когда Жаном выпростал одновременно обе руки с зажатыми в них кинжалами, кто-то взмолился:
— Хватит, вы ее пораните! Или убьете, чего доброго!
На возмущенный вопль шикнули — не нравится, мол, уходи, не мешай. А за зрелище заплачено.
Жадный народ нынче до зрелищ.
Оба ножа воткнулись в дерево под раскинутыми ладонями Эль. Другие — над ними. Третья пара — возле ушей, последний клинок вошел в податливую древесину аккурат над макушкой девушки.
Зрители забыли, как хлопать и как дышать.
Как ни в чем не бывало, Эль отстранилась от стены и, под громкое молчание посетителей трактира, еще раз обошла публику с протянутой шляпой. Зрители, растерявшиеся, пребывая в недоумении от пережитого волнения, рассеянно бросали в шляпу монетки. Гведолин отметила, что золотых на сей раз сыпалось гораздо больше.
Когда юная помощница артиста застыла перед Терри, с поклоном протягивая шляпу, тот, усмехнувшись, бросил в нее три золотых.
Три!
Гведолин возмущенно взглянула на него, но Терри и не посмотрел в ее сторону. Мило улыбался Эль, которая от такой щедрости не поскупилась на благодарности и воздушные поцелуи.
Разумеется, номер с кинжалами не мог не вызвать восхищения, но такая необдуманная трата денег… Помниться, Гведолин с детства мечтала сходить в цирк, который неизменно раскидывал полосатый шатер на каждой большой ярмарке. Билет в цирк стоил десять медяков. Всего лишь десять…
Жаном, поигрывая мышцами, снова собрал клинки со стены, обернулся, нашел взглядом свою помощницу.
— Не кажется ли тебе, моя прекрасная Эль, что нам следует усложнить задачу?
Эль, улыбнувшись, засунула руку в карман, вытащила синий легкий платок.
Подошла к Жаному, завязала глаза.
В зале запаниковали.
— Не может быть!
— Ей, это не шутки, хватит…
— Слушайте, пойдем отсюда, не хочу быть свидетелем убийства!
— Да ладно, останемся, это всего лишь трюк.
Не обращая внимания на роптания, вопли ужаса и восхищения, Эль развернула артиста лицом к нарисованному тюльпану. Подошла, встала на прежнее место у стены. Замерла.
Но на этот раз не улыбалась.
Жаном долго не решался сделать бросок. Заводил руку с зажатым ножом, примеривался, опускал.
Напряжение росло.