Придя в себя, я соглашаюсь, что корейский ресторанчик — отличный способ сменить обстановку. Сказав папе, что мне надо привести себя в порядок, я иду к себе в комнату. Переодеваясь и причесываясь, я пытаюсь понять, что творится с папой. Он стал реже сидеть в темной гостиной. За прошлый месяц он дважды задержался на работе, и мне пришлось готовить ужин самой. А на прошлой неделе я с изумлением заметила, что он перестал носить обручальное кольцо.
Час пик уже заканчивается, когда мы наконец едем в корейский ресторан, который расположен в пригородных торговых рядах, — единственное приличное тут заведение. В ресторане полно народу, в основном корейцев. Нас сажают за столик возле кухни. С тех пор, как мы тут были в последний раз, хозяева явно попытались украсить зал. У входа новая стойка для встречи посетителей, а на одной стене изображен корейский пейзаж.
Впрочем, не сказать чтобы это сильно помогло. Освещение плохое, столы и стулья дешевые и расставлены слишком тесно. Но это неважно. Люди ходят сюда за едой — настоящей корейской едой, такой, какую нам подавали в Корее. Жаркое в горшочках, донбури, корейская лапша, кацу, пибимпап, пулькоги, морской черт. На каждом столике десяток закусок панчхан. И, конечно, кимчхи. Пахнет все это изумительно, точно так, как я помню по Корее. Даже удивительно, почему я так давно тут не была.
Мы выбираем блюда, а когда приходит официант, папа заказывает больше требуемого — говорит, что завтра поужинаем остатками из ресторана, а не спагетти, как обычно по пятницам. Приносят панчхан, и мы принимаемся за еду. Кимчхи острая и просто отличная.
— Все это напоминает мне нашу поездку, — говорит папа, неловко орудуя палочками.
— Это точно, — соглашаюсь я и беру еще кимчхи.
Мы говорим о всяких пустяках, потом приносят основные блюда, и мы принимаемся за них. Папа ест так, будто неделю голодал. Он доедает свои блюда, а потом еще потихоньку таскает с моей тарелки. Я осознаю, что за последние несколько месяцев он набрал немного веса, скулы уже не выпирают, цвет кожи более здоровый. И улыбается он чаще.
— После занятий я ездила в консульство поговорить с мистером Ханом, — говорю я. — Они там выяснили, что сестра миссис Хон живет в Пхеньяне. Судя по всему, напряжение между Севером и Югом ослабло, и теперь можно устроить встречу.
— Хм-м, понятно, — откликается папа. — Ты ведь дала обещание.
— Не знаю, смогу ли я его исполнить. Стоимость организации сильно выросла, просто до ужаса. Придется отказаться от школы права и найти работу.
Папа качает головой.
— Нет, от учебы отказываться нельзя.
— Не представляю, как иначе я смогу заплатить, — вздыхаю я.
К концу ужина папа замолкает. В нас уже не лезет ни кусочка, официант пакует остатки в контейнеры, и мы едем домой. Мы пересекаем реку Миннесота, двигаясь в северном направлении. Снег валит вовсю. Может, новости и не врали: похоже на серьезный буран. Машин на дороге мало, и папа едет медленно. Мы не разговариваем — после еды как-то не хочется.
Но на полпути домой папа вдруг подает голос:
— Анна, я хочу с тобой кое-что обсудить.
— Что? — спрашиваю я.
— Знаешь, давай-ка проедемся вокруг озер. Мы с твоей матерью любили кататься там по первому снегу. Большинство водителей не решаются ездить по берегу, когда идет снег, но, по-моему, там очень красиво.
Мы сворачиваем со скоростной магистрали на туристическую, которая связывает озера Миннеаполиса. Под снегом все вокруг кажется чистым и мирным. Я спрашиваю папу, о чем он хочет поговорить. Он отвечает, что искал информацию о моем гребне и двухголовом драконе.
— Я подумал, что стоит попробовать разобраться, — говорит он извиняющимся тоном.
— И что ты выяснил? — спрашиваю я.
— Про двухголового дракона с пятью пальцами на лапах. Я выяснил, что он значит. Дракон защищает Корею и тех, кто им владеет, чтобы они могли служить стране. — Потом он добавляет: — А пять пальцев на лапах означают…
— Да, я знаю, — киваю я. — Они означают, что гребень принадлежал императрице Мёнсон. Что я ее прямой потомок.
— Только если миссис Хон говорила правду, — отзывается он.
— Так и есть, папа. В консульстве проверили, и ее рассказ подтверждается фактами.
На это папа ничего не отвечает. Мы сворачиваем на бульвар вокруг озера Харриет, и папа не отрывает взгляда от дороги. Особняки вокруг озера уже украшены праздничной иллюминацией, и ее отсветы поблескивают на свежем снегу. Благодаря остроконечным верхушкам крытой сцены возле озера пейзаж напоминает зимнюю сказку, словно Рождество уже наступило, и я понимаю, почему мама с папой любили кататься здесь во время снегопада.