— Сегодня постарайся вымыться особенно тщательно, сестричка, — велела она.
Обычно на такое замечание я бы ответила, что и так уже чистая, но сейчас я знала: не время для споров. Так что снова окунула в воду свою тряпку для мытья и принялась намыливать ее, пока не появилась пена. Сначала я тщательно оттерла тряпкой лицо и голову. Потом помыла шею, плечи, руки, ноги и тело, накачала из источника чистой воды и как следует ополоснулась. Когда я наконец закончила, Су Хи одобрительно кивнула.
Мы пошли в дом, чтобы переодеться на ночь. Проходя через кухню, я увидела, что мама разжигает огонь в чугунной печи. Это меня удивило. Мы жгли дрова только в самые холодные зимние дни. Мама смыла с лица фабричную грязь и переоделась в шелковый ханбок, который до запрета на традиционную корейскую одежду надевала только по особым случаям. Верхняя часть костюма, блуза чогори, была вся черная, кроме узкого белого ворота и широких белых манжет на запястьях. Белоснежная длинная юбка чхима по подолу была расписана умиротворяющими горными пейзажами. Когда я видела маму в этом ханбоке и глядела на ее нежное круглое лицо, мне казалось, что она самая красивая женщина в мире.
И сейчас, увидев ее на коленях на кухонном полу, я тоже подумала об этом. Спина у мамы была прямая, взгляд устремлен вперед, как до ухода отца из дома. Когда родители еще были вместе, мать была как земля, а отец как небо. Вдвоем они составляли для меня целый мир. Я смотрела на отца, как смотришь на ястреба в небесах, гадая, каково это — летать. Одним кивком или добрым словом он заставлял меня поверить, что и я способна взлететь. Я выходила на передний двор, раскидывала руки и воображала, будто парю как ястреб, а отец смотрел на меня, прислонившись к двери, и смеялся.
А к земле меня, словно корни дуба, привязывала мама. Она учила меня, что для полета нужны трудолюбие и дисциплина, а их-то, по ее словам, мне пока не хватало. Но с тех пор, как японцы забрали отца, исчезло мое небо и нечему было уравновешивать мамины земные замечания и упреки по поводу моих недостатков. Иногда она пыталась говорить со мной как папа, старалась так же меня поддерживать — и я понимала, что она знает, как я по нему скучаю. Но мать была землей, а не небом, и даже ее поддержка напоминала назидательный упрек.
Я задумалась, почему вдруг этим вечером мама захотела расчесать нам волосы тем особенным гребнем. Наверное, она будет нам объяснять, как себя вести на обувной фабрике. Я пошла в спальню и переоделась ко сну. Когда я вернулась в кухню, огонь уже разгорелся вовсю.
Возле мамы на столе лежал гребень с двухголовым драконом. До того дня я всего несколько раз его видела. В раннем детстве мама расчесывала нам волосы этим гребнем в корейский Новый год, перед тем как мы отправлялись в гости к дедушкам и бабушкам. Папы обычно в этот момент не было дома: он уходил к какому-нибудь другу или помогал мужчинам в деревне забить свинью к праздничному столу.
Мне всегда было любопытно, где мама взяла такой великолепный гребень с золотой кромкой и причудливой инкрустацией в виде двухголового дракона. Я как-то спросила ее об этом, пока она расчесывала нам волосы заветным гребнем. Су Хи тут же отругала меня за излишнее любопытство, но я видела, что ей тоже интересно. Однако мама ответила, что мы слишком малы, чтобы это понять.
Потом, когда мне было восемь, приехали на грузовике японские солдаты и заставили папу подписать документы о передаче нашей фермы тощему японцу с большими ушами. Нам велели праздновать Новый год по-японски, иначе нас накажут. В тот год мама не расчесывала нам волосы особым гребнем, и больше я его не видела. Я думала, его продали вместе с мебелью, чтобы купить рис. А теперь он лежал передо мной на столе.
Мама велела нам подойти и сесть перед ней, чтобы она могла расчесать нам волосы. Су Хи, как старшая, пошла первой. Она встала на колени спиной к маме, лицом к огню, а я устроилась рядом. На бревнах в открытой печи плясал огонь, а мама засучила рукава ханбока и принялась тщательно расчесывать волосы Су Хи чудесным гребнем. Его золотая кромка блестела у мамы в руке, а дракон сиял, как свежий снег. Мама медленно и осторожно разбирала спутанные пряди Су Хи.
— Омма, ты нам так и не рассказала, откуда взялся гребень, — напомнила я, глядя, как его зубцы двигаются по волосам сестры. — Ты сказала тогда, что мы еще маленькие. Расскажи сейчас, пожалуйста.
Мама не ответила. Я думала, что Су Хи меня сейчас снова отругает за неуместные вопросы, но она тоже промолчала. Мама расчесывала волосы Су Хи, пока они не стали гладкими и блестящими, а потом наступила моя очередь. Я села на колени спиной к маме и почувствовала, как зубцы гребня касаются кожи у меня на голове. Наши фигуры, освещенные огнем, отбрасывали черные тени на стены кухни. В доме было тепло и пахло тополиными дровами.