Выбрать главу

— И, учитывая обстоятельства твоего удочерения, — говорит консультант, — выяснить не удастся.

Ну замечательно. В животе у меня уже не просто ноет — там внутри будто тяжелый камень. Я чувствую себя так же, как после смерти мамы: будто это я во всем виновата, но не знаю почему. Мне хочется на всех тут наорать — почему они ничего не знают про мою биологическую мать? Вместо этого я опускаю взгляд и провожу пальцем по названию «Моя жизнь», выведенному красивым почерком на обложке альбома.

— Как вообще такое могло произойти? — Папа пытается меня поддержать. — Почему нам не сообщили об этом заранее, до того, как мы сюда приехали?

— Мистер Карлсон, у них тут плохо с финансированием, — объясняет ему консультант. — В приюте мало сотрудников и нет возможности проверять всю информацию.

— Анна несколько месяцев ждала этой встречи, — говорит папа.

Консультант делает странное движение головой — то ли мотает ею, то ли кивает.

— Я понимаю. Мы сами только что выяснили. Мне очень жаль.

Папа смотрит на меня:

— Может, стоит побеседовать с директором приюта?

Мне просто хочется отсюда убраться, пока этот кошмар не обернулся полной катастрофой.

— Давай уйдем, — говорю я, хватаю фотоальбом и выскакиваю из приемной.

Я выхожу в вестибюль и иду к выходу. Меня замечают близнецы Смит. Они замирают на месте и смотрят на меня в упор. Миссис Даль вытягивает из сумки сразу несколько платочков. Макс отрывается от игры, Кэтрин поворачивается ко мне и окидывает изучающим взглядом. Все хотят знать, что случилось, почему с моей встречей получилась такая задержка и почему беседа длилась всего несколько минут. Я на них не смотрю. Это не их дело. Я прижимаю к груди альбом, потом понимаю: он выдает, что с биологической матерью я так и не встретилась. Заметив в углу мусорное ведро, я иду к нему. Но когда добираюсь до него, так и не нахожу в себе сил выбросить альбом. Слишком долго я над ним работала.

Я выхожу на улицу и окунаюсь в жаркий влажный сеульский воздух. Небо затянуто дымкой, которая светится, и от этого свечения больно глазам. Наш автобус стоит неподалеку, двигатель у него включен, и я чувствую сильный запах паров бензина. Я отворачиваюсь и закрываю глаза. Даже не верится, что все это происходит на самом деле. Полная катастрофа. Так глупо — зачем я вообще сюда приехала?

Наконец я снова разворачиваюсь к автобусу. И внезапно вижу, что прямо передо мной стоит старуха с густой седой косой. Она сует мне в руку сверток, наклоняется поближе и шепчет:

— Это тебе. Никому не показывай. Тебе обязательно нужно услышать мою историю и все узнать. Внутри есть адрес. Приходи одна.

Я смотрю на сверток, потом на старуху — она уже спешит прочь.

— Подождите! — кричу я. Она не останавливается и исчезает в здании приюта.

Я снова смотрю на сверток, который держу в руке. Он чуть больше бумажника по размеру, завернут в выцветшую коричневую ткань и перевязан бечевкой. Я уже собираюсь развязать его и тяну за один конец бечевки, но тут из приюта выходит папа. Он ищет меня. За ним выходят остальные и идут к автобусу. Они пытаются не слишком на меня пялиться, но получается у них так себе. Папа кладет руку мне на плечо и пытается ободряюще улыбнуться. Я сую сверток в сумку, и мы идем в автобус вслед за остальными.

Мы едем в гостиницу, а я все думаю про свою биологическую мать. Понимаете, я хотела с ней поговорить, установить контакт. Хотела увидеть, как я буду выглядеть через тридцать лет. Ну хотя бы на один свой вопрос ответ я получила. Никакого решения об удочерении не было — ни по любви, ни ради удобства. Нет, меня отдали на удочерение потому, что я убила свою биологическую мать. Очаровательно.

Я смотрю из окна на Сеул. Сейчас час пик, все спешат домой. Я гадаю, как сложилась бы моя жизнь, останься моя биологическая мать в живых. Я была бы одной из них — кореянкой домашнего приготовления, а не азиатским деликатесом навынос посреди Америки. Я говорила бы на их языке, слушала бы их музыку и думала бы как кореянка.

Может, тогда я не была бы такой потерянной.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Автобус въезжает в шумный район Мёндон, где находится наша гостиница. Папа откинул голову на подголовник кресла и прикрыл глаза. Бедолага. Эта дурацкая ситуация ему тоже, наверное, дорого далась. С тех пор, как умерла мама, он все пытается меня поддерживать. Считает, что теперь должен быть мне и отцом, и матерью. Каждый день папа спрашивает, как у меня дела, и каждый день я отвечаю, что хорошо. Но кого я обманываю? Ведь я сама захотела поехать сюда, чтобы узнать, откуда я родом. Сама рвалась познакомиться с биологической матерью. Наверняка папу это задело, но он и словом не обмолвился.