Я разжала руку и посмотрела на гребень.
— Я не верю в его силу, — призналась я. — Маме он не помог, и нас от всего этого не спас.
— Ты еще можешь спастись, — настойчиво повторила Су Хи, — и рассказать всем о том, что здесь случилось.
— Я не хочу, чтобы кто-то об этом узнал, — возразила я.
— Тогда, — сказала Су Хи, — японцам это сойдет с рук.
С лестничной площадки на другом конце палаты послышались шаги и отрывистые мужские голоса. Су Хи тронула меня за плечо.
— Тебе надо идти, — прошептала она. — Пожалуйста, уходи ради меня. Ради всех нас.
Я посмотрела на длинный коридор, потом снова обернулась к сестре. В ее запавших глазах была грусть. Мне очень хотелось остаться с ней; хотелось, чтобы все поскорее закончилось.
Шаги стали громче.
— Ох, Су Хи! — пробормотала я.
— До свиданья, сестричка, — сказала она, снова откидываясь на циновку. — Иди же. Быстрее!
Я протянула руку и погладила сестру по волосам. Бросив на нее последний взгляд, я подавила рвущийся из груди плач и, держа в руке гребень, побежала к двери.
Ноги у меня больше не болели, голова не гудела. Я спустилась по лестнице и выскочила на улицу. Там под дождем двигалась бесцветная череда солдат. Ни рядового Исиды, ни лейтенанта Танаки видно не было. Я срезала путь между двумя зданиями, и с крыш на меня закапала дождевая вода. Я пробежала через двор, потом свернула в щель между еще двумя зданиями. Добежав до полоски травы, отделявшей деревню от пшеничного поля, я глянула налево, потом направо и помчалась в поле.
Где-то у меня за спиной лейтенант Танака закричал:
— Вон она! Стреляй! Стреляй же!
Прозвучал выстрел из ружья; возле ног разлетелись в стороны кусочки засохшей грязи. Я побежала еще быстрее, что есть сил, и добралась до пшеничного поля. Громыхнул еще один выстрел. Пуля задела стебли пшеницы рядом со мной. Я выбежала на поле.
Дзори застревали в грязи, так что я их сбросила. Я бежала и бежала, но жесткие и острые стебли пшеницы больно ранили мне ноги. Я упала на четвереньки и поползла, не выпуская гребня. За мной шлепали по грязи ботинки. Я ползла что есть сил, но то и дело поскальзывалась в грязи. Шаги становились ближе. Оглянувшись через плечо, я увидела, как рядовой Исида с ружьем в руках изучает пшеничное поле, ища меня. Наконец он заметил меня и подбежал. Я упала в холодную грязь и перекатилась на спину. Рядовой прицелился в меня из ружья.
Я подняла перед собой гребень. Дождь барабанил мне в лицо и заливал глаза. Я сморгнула дождевые капли и встретилась взглядом с рядовым Исидой.
— Рядовой, — сказала я, — вы, японцы, уже столько раз меня убивали. Хоть раз оставьте меня в живых.
Он продолжал целиться. Со ствола ружья и с козырька фуражки капал дождь. Несколько секунд Исида глядел на меня испуганным взглядом, потом прошептал:
— Они меня расстреляют, если узнают. Прячься тут, пока мы не уйдем. — Он перевел ствол сантиметров на пять влево и дважды выстрелил в землю, так что в лицо мне полетели ошметки грязи. Потом рядовой побежал обратно в деревню.
Мне трудно было дышать. В ушах звенело от ружейных выстрелов, и я не понимала толком, жива ли еще. Наконец звон в ушах утих, и я слышала только, как рядом стучат по земле капли дождя. Я подтянула руки и ноги к груди. Хотелось плакать, но я так долго себе этого не позволяла, что забыла, как это делается. Слезы так и не пришли.
Темнота. Дождь прекратился, воздух был неподвижен. Я лежала на боку в холодной липкой грязи, подтянув к себе колени и дрожа от холода. Черные тучи рассеялись, и на безлунном небе появились яркие звезды. Единственное, что я слышала, — лай собаки где-то в деревне.
Я заставила себя встать на колени, потом с трудом поднялась на ноги. В деревне не видно было света, не чувствовалось никакого движения. Я крепко сжала в кулаке гребень с двухголовым драконом.
Босиком я побрела через пшеничное поле, потом по траве к деревне. Бедра опять стало жечь болью после порки, которую устроил мне лейтенант Танака, так что идти было трудно. Сильно ныли синяки на лице от ударов полковника Мацумото. По опустевшим улицам Донфена я проковыляла к медпункту. Я заставила себя подняться по темной лестнице в палату и подошла к постели Су Хи. Откинула белую занавеску из простыни. Постель была пуста.
Я выбралась из медпункта и пошла к станции утешения. Бараки полностью сгорели. Среди их тлеющих остовов плясали последние одинокие огоньки. Я увидела трупы одиннадцати девушек, неподвижно лежащие неровной линией, словно кучки грязи.
Я стояла во дворе, и во мне кипел и бурлил плач, который я так долго загоняла внутрь. Камень у меня внутри треснул. Я закрыла глаза, упала на колени, закинула голову назад и раскрыла рот. Вот тогда-то и вырвался наружу весь скопившийся во мне плач.