— Кореянке неприлично танцевать с мужчиной, за которым она не замужем, — сказала я. — Извините.
— Мы в кичжичхоне. Здесь происходит много неприличных вещей, по сравнению с которыми в танце ничего страшного нет. Разве не так?
— Зависит от того, какие мотивы вами движут.
— Мотивы в отношении вас? — удивленно переспросил он.
— Да.
Он покачал головой.
— Я всего лишь хочу потанцевать.
— А потом?
— А почему обязательно должно быть «потом»? Мы можем просто потанцевать и получить удовольствие от вальса. — Он поставил бокал на стол. — Почему вы мне не доверяете? Дело во мне или вы так относитесь ко всем иностранцам?
— Я не доверяю тем, кто держит в моей стране солдат, — ответила я. — И не доверяю армиям, которые поощряют торговлю женщинами с целью сексуальной эксплуатации.
— Мы ее не поощряем.
— Да? А что тогда все эти люди здесь делают?
— Мы не японцы, Чжэ Хи, — сказал полковник.
— А в чем разница? — Я кивнула в сторону девушек в баре: — Вот для них в чем разница между вами и японцами?
Похоже, полковник начинал испытывать раздражение.
— Чего вы от нас хотите? Чтобы мы ушли? Отдали власть коммунистам? Варианта только два, Чжэ Хи: они или мы. Выбирайте сами.
— И в итоге мы разделенный народ, — заметила я.
Полковник пожал плечами.
— Как я и сказал, выбирайте сами.
Бар постепенно заполнялся народом. Солдаты входили и заказывали выпивку. В воздухе висел дым от их сигарет. Девушки флиртовали с посетителями, пытаясь уговорить их пойти наверх, а те поглядывали на полковника, словно не решаясь развлекаться вовсю, пока он тут.
Полковник отпил еще «Олд Фица» и бросил на меня долгий задумчивый взгляд.
— Если вы так к этому относитесь, почему вы тут, почему подаете выпивку американским солдатам?
— Пытаюсь расплатиться с Аланом.
Полковник вздохнул, а потом, после долгой паузы, улыбнулся.
— Вам тоже стоит попробовать «Олд Фиц», — заявил он.
Не успела я сказать «нет», как он был уже на полпути к бару. Он взял у Алана бутылку и второй бокал и принес их к столу, налил мне, потом себе.
— Ну же, попробуйте. Хороший бурбон из Кентукки, не то что пойло, которое здесь подают.
Я отказалась. Полковник посмотрел на меня так, будто я один из его солдат, и сказал:
— Если не будете танцевать, то хоть выпейте со мной.
Я решила, что на это я могу согласиться, и сделала глоток. Бурбон обжег мне язык и горло.
Полковник поднял бокал и залюбовался прозрачной жидкостью в нем.
— Отличный бурбон из Кентукки. Такой надо пить с кем-то особенным, и вы как раз подходите, Чжэ Хи. Сделайте еще глоточек.
Я отпила еще. На этот раз жгло не так сильно, и внутри у меня потеплело.
— Надо вам когда-нибудь съездить в Америку, — сказал полковник, жестикулируя рукой с бокалом. — Она прекрасна: заснеженные вершины, синие моря, современные города со множеством людей и машин. Величайшая страна в мире! — Он улыбнулся и поднял бокал: — Давайте выпьем: я за Корею, а вы за Америку.
Я посмотрела на его красивое лицо и вспомнила ночь, когда пила саке с полковником Мацумото. Внезапно от всего окружающего — от солдат, которые пользовались корейскими девушками, от эмблемы Восьмой армии над барной стойкой, от Алана с его тетрадкой, в которой он вел учет долгов девушек, — меня начало тошнить. Я поставила бокал и слегка поклонилась:
— Спасибо, полковник, но не стоит мне больше пить ваш бурбон. Пора возвращаться к работе.
Я подошла к столу, за которым сидела компания солдат, и приняла у них заказы. Направляясь к бару, я оглянулась на полковника. Он сидел один, попивая свой бурбон «Олд Фицджеральд» из Кентукки, напиток президентов, и глядя в окно, которое я для него протерла.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Когда я потащила полный мешок грязных скатертей и полотенец к прачечной в дальнем конце кичжичхона, было уже поздно. Стирка представляла собой лишь одно из десятков дел, которыми мне приходилось заниматься, чтобы «Красотки по-американски» работали как надо. Я ужасно устала, и утешало меня только то, что это последнее дело на сегодня: скоро можно будет лечь и поспать несколько часов до утра, когда придется встать и начать все сначала. Пока я шла по улице, свет горел только в одном из баров. Кое-где пьяные солдаты плелись к баракам Кэмп-Хамфриса или стояли, привалившись к стене, настолько пьяные, что не в силах были идти дальше.