— Вы Хон Чжэ Хи? — спросил он, когда я подошла.
— Да, сэр, — ответила я.
Сержант бросил сигарету на землю и затоптал ее носком ботинка, потом открыл дверь автомобиля.
— Садитесь, — скомандовал он.
— Куда вы собрались меня везти?
— Никуда. С вами хочет поговорить генерал.
Я села в машину и увидела на заднем сиденье полковника Кроуфорда. В темноте я разглядела, что на нем дорожная форма с несколькими рядами орденских планок и медалей над нагрудным карманом. Фуражка лежала у него на коленях.
— Здравствуйте, Чжэ Хи, — сказал он. От его мягкого южного акцента сердце у меня забилось быстрее.
— Водитель сказал, что со мной хочет поговорить генерал.
— С вами и говорит генерал, один из самых молодых в армии. Меня повысили, Чжэ Хи. Я еду в Пентагон, и времени у меня не так много.
— Понимаю, — кивнула я.
— Я хотел сказать вам вчера вечером, но вы прервали разговор.
— Да, прервала. Извините.
Свет от уличного фонаря пробивался через окно машины и освещал лицо полковника, который изучающе рассматривал меня.
— Хон Чжэ Хи, — сказал он, — вы не так просты, как кажетесь. Я постарался кое-что о вас разузнать.
— Разузнать? — Что полковник мог обо мне выяснить? Я вжалась глубже в сиденье автомобиля и понадеялась, что не очень многое.
— Вы выросли на семейной ферме возле Синыйчжу, — сказал он. — У вас была сестра Су Хи, которая во время Второй мировой войны оказалась в Китае. Я не сумел узнать, чем она там занималась, но примерно представляю. Чем занимались вы, я тоже не сумел узнать.
— Я работала на семейной ферме, — сказала я поспешно.
— Нет, не работали, — возразил он. — Вы тоже были в Китае.
Ну вот. Он знал про Донфен. Мне захотелось выпрыгнуть из машины, чтобы он уехал и забрал мою тайну с собой в Вашингтон, но почему-то я осталась, хотя опустила взгляд.
Кроуфорд посмотрел в окно.
— Проклятые японцы. Что они творили с Кореей… это просто ужасно. А мы им позволили. — Он снова повернулся ко мне: — Не вините себя.
— Пытаюсь, — ответила я.
— Хорошо, — сказал он. — И еще кое-что я о вас узнал. После Второй мировой войны вы работали переводчицей на Севере, а потом сбежали на Юг. Через несколько месяцев после Корейской войны вы появились здесь. Я так полагаю, сюда вы попали потому, что раньше работали на коммунистов.
— Су Бо голодала, — пояснила я.
— Да, — вздохнул полковник, — война жестокая штука.
— Особенно к некоторым, — ответила я.
Воцарилось неловкое молчание. Потом он спросил: — Как вы думаете, при других обстоятельствах мы с вами могли бы полюбить друг друга?
Прямота полковника застала меня врасплох. Обычно он вел себя очень сдержанно.
— Я… не знаю, — сказала я.
— Признаюсь вам честно, я об этом не раз задумывался. Вы красивая. Умная. Изящная. И в вас есть что-то… что-то особенное. Может, в другое время и в другом месте…
Я опустила взгляд.
— Может, в другое время. В другом месте, — повторила я.
— Простите. — Полковник махнул рукой. — Я не хотел вас смутить. Наверное, я просто хотел сказать, что буду скучать по нашим беседам. — Он мягко улыбнулся, и я поняла, что тоже буду по нему скучать.
— Кстати, — добавил он, — я поговорил с Аланом насчет вашего долга. Велел простить вам долг и отпустить вас. Он согласился.
— Согласился?
— Я не оставил ему выбора, — сказал полковник, и глаза у него блеснули.
— Вы вовсе не обязаны были вникать в мои дела…
— Но вник. И у меня есть кое-что для вас. — Он полез в портфель, стоявший у него в ногах, достал конверт и протянул мне: — Внутри имя и адрес старшего юрисконсульта строительной компании в Сеуле. Им нужен переводчик. Скажите, что я вас порекомендовал. — Он указал на конверт. — Еще там несколько сотен долларов вам на обустройство. У меня было мало времени, так что наличных удалось собрать немного.
— Я не могу их принять.
— Не позволяйте собственной гордости мешать вам жить, Чжэ Хи. Эти деньги ничего для меня не значат. Возьмите их и уезжайте. Вам здесь не место.
Я посмотрела на конверт. Полковник был прав, я всегда страдала от чрезмерной гордости. Я сунула конверт в карман и сказала:
— Спасибо.
Полковник вздохнул.
— Жаль только, что мы так и не потанцевали еще раз. Вряд ли на новом посту у меня часто будет шанс повальсировать.
Я посмотрела на его красивое лицо, в зеленовато-голубые глаза. Не знаю, почему я сделала то, что сделала. Это вышло чисто инстинктивно, мне просто показалось, что так правильно. Я взяла его за руку и сказала: