— Пойдем.
Я открыла дверцу машины, и мы вышли. Я подвела его к фонарю, повернулась к полковнику и положила руки ему на плечи.
— Покажите мне еще раз, — попросила я.
Широко улыбнувшись, он обнял меня за талию.
— Три такта, помните? Раз-два-три, раз-два-три. — Полковник сделал шаг, другой, и я вместе с ним, как в нашу первую встречу. Я быстро вспомнила все движения, и скоро мы уже плыли в танце, как единое целое. Полковник притянул меня к себе и крутанул. Сержант, который так и курил, прислонившись к машине, ухмыльнулся нам.
Полковник весь сиял.
— Хорошо, — сказал он. — Просто отлично.
Было и правда хорошо. Почти как игра в полет в детстве с отцом, или как объятия Чжин Мо. Я посмотрела в глаза генералу Фрэнку Кроуфорду и на этот раз не увидела там полковника Мацумото. Я увидела только хорошего человека с одной рукой, который любил свою страну, генерала Конфедерации южных штатов Роберта Эдварда Ли и бурбон «Олд Фицджеральд». Я увидела человека, который в другое время и в другом месте мог бы меня любить, а я любила бы его.
Мы танцевали венский вальс под фонарем, а потом Кроуфорд сказал:
— Мне пора.
Мы остановились, но постояли еще мгновение, держась друг за друга.
— Спасибо, — произнес он, шагнул в сторону и поклонился мне как настоящий южный джентльмен. — Прощайте, Чжэ Хи. — Он сел в машину.
Водитель затушил сигарету и занял место за рулем. «Кадиллак» выехал на дорогу рядом с кичжичхоном. И когда фары его скрылись в темноте, я прошептала:
— Прощайте, Фрэнк.
— Ты уезжаешь? — сказал Алан Смит следующим утром, стоя в дверях моей комнаты. Я совала пожитки в вещмешок, а Су Бо цеплялась за меня. — Но мы же с тобой выручили кучу денег.
— Нет, Алан, это ты выручил кучу денег. Работала только я, а ты ничего не делал. Как показал Карл Маркс в «Манифесте Коммунистической партии», буржуазия, прикрываясь политическими иллюзиями, контролирует средства производства и жестоко эксплуатирует пролетариат.
Алан озадаченно склонил голову набок:
— Это ты о чем вообще?
Я покачала головой:
— Нужно чаще читать книжки, Алан.
— Слушай, давай я удвою тебе зарплату, — предложил он. — И не нужно будет становиться барной девушкой. Будешь настоящей капиталисткой, Чжэ Хи.
— Отпусти и Дэ И тоже, — сказала я.
— С какой стати мне это делать? — поинтересовался Алан, и шрам у него на лице растянулся.
— Потому что я тебе говорю.
— Ты чокнутая, — заявил Алан.
Я наконец закончила собирать вещи.
— Платье я оставляю, отдашь его следующей работнице. — Я взяла Су Бо за руку и собралась уходить.
— Погоди! Ладно, слушай, можешь жить тут бесплатно, — сказал Алан. — Я тебе даже процент от прибылей буду платить. Ты права, ты нужна мне!
Я потянула Су Бо за собой и протиснулась мимо Алана в коридор.
— Пожалуйста, останься, Чжэ Хи, — попросил он.
Я подошла к двери Дэ И и постучала. Через несколько секунд она открыла. Черные волосы ее были встрепаны, под глазами виднелись темные круги.
— Нужно посидеть с Су Бо? — спросила она сонно.
— Я уезжаю из кичжичхона, — сказала я.
Дэ И озадаченно почесала в затылке.
— Как это? Ты не можешь взять и уехать.
— Могу, и тебе тоже лучше последовать моему примеру. Не думай про свой долг Алану, просто уезжай. Сегодня же. — Я протянула ей двадцатидолларовую купюру. — Вот, этого хватит на автобус до Чхонана. Сегодня как раз есть туда рейс.
Дэ И выглядела озадаченной.
— Но я же не смогу вернуть тебе деньги.
— И не надо. Езжай к родным. Дэ И. Будет трудно, но они тебя примут. Езжай домой и никогда больше не влюбляйся в американца. Никогда, понятно? Вот, бери деньги.
Дэ И стояла в дверях, переводя взгляд с двадцатидолларовой купюры на меня, потом обратно на купюру. Наконец она взяла деньги.
— Спасибо, онни.
— Езжай домой, — повторила я.
Я взяла Су Бо за руку, спустилась вниз и вышла из «Красоток по-американски» навстречу утреннему солнцу. Не оглядываясь, я зашагала по утоптанной земляной дороге к автобусу, который ждал у ворот военной базы «Кэмп-Хамфрис».
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Сеул. Я впервые оказалась в столице Южной Кореи. Я очень радовалась тому, что наконец его вижу, но одновременно мне было очень страшно. Стоял апрель. Потрепанный автобус, полный американских солдат в отпуске и бедных крестьян, катился, покачиваясь, по городу, и я видела, что Сеул много больше Пхеньяна и очень от него отличается. За окнами автобуса тянулись километры трущоб, застроенных убогими времянками, а между домами прятались бездомные. Машин и грузовиков тут было меньше, чем в Пхеньяне. Кое-где горожане пытались ликвидировать следы войны. В одном квартале рабочие строили бамбуковые леса, в другом — грузили мусор в тележку рикши. Но результаты их деятельности были не особенно заметны.