— Сколько времени займет ваша история? — спрашиваю я.
— Она длинная, — говорит миссис Хон, беря в руки фотографии со стола. — Очень длинная.
Я говорю, что попрошу таксиста заехать за мной в три, и жду от нее подтверждения, но она смотрит на снимки и молчит. Я обещаю, что вернусь через пару минут.
Подойдя к двери, я обуваюсь и еду на лифте вниз, к такси. Водитель опускает стекло, когда я подхожу.
Он заявляет, что прождал двадцать минут и с меня тридцать долларов.
— Пятнадцать американских долларов каждые пятнадцать минут, — напоминает он.
Я достаю из сумки тридцать долларов и даю ему, потом говорю, что мне надо еще тут побыть. Сможет ли он приехать за мной позже? Он соглашается и спрашивает, во сколько приехать.
— В три, — отвечаю я.
— Ладно, в три, — отзывается он. — Если придется ждать, пятнадцать амери…
— Да-да, я помню. Пятнадцать американских долларов каждые пятнадцать минут. — Водитель ухмыляется, снова демонстрируя плохие зубы, и медленно уезжает.
Когда я возвращаюсь, дверь в квартиру миссис Хон открыта. Хозяйка стоит возле стола; за спиной у нее окно, и свет из него выделяет ее фигуру, словно на картине. Она переоделась: вместо блузки и брюк на ней желтый национальный костюм ханбок, похоже шелковый. У блузки длинные пышные рукава, а широкая юбка доходит почти до пола. Волосы миссис Хон заплела и убрала наверх, скрепив узорчатой шпилькой бинё.
— Все в порядке, внучка? Ты готова выслушать мою историю?
Я киваю и говорю, что готова. Я словно во сне.
— Проходи, — говорит она. — Садись и слушай.
Я снова сажусь за невысокий стол. Бабушка передвигает цветок и фотографии в центр стола, поближе к свертку с гребнем. Сидит она прямо, положив руки на колени. Глубоко вздохнув, она начинает ясным и твердым голосом:
— Молодой солдат на покрытом ржавчиной мотоцикле привез предписание от японского военного командования в Синыйчжу…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Сентябрь 1943 года. Провинция Пхёнан-Пукто, Северная Корея
Молодой солдат на покрытом ржавчиной мотоцикле привез предписание от японского военного командования в Синыйчжу. Я первая увидела, как он едет вверх по склону холма к нашему дому. За мотоциклом тянулись клубы пыли. Они были похожи на длинный змеиный хвост, который тянулся, извиваясь, до самого моря и до лежащей за морем Японии. Змея подбиралась все ближе, и мне хотелось выбежать и кинуть в нее камнем. Я ужасно жалела, что еще не выросла — мне исполнилось всего четырнадцать — и была слабее мальчишек, а то я швырнула бы в эту змею огромный камень и наконец убила бы ее.
Змею я видела не в первый раз. Солдат приезжал прошлой осенью — привез предписание для моего отца. Там говорилось, что на следующий день отец должен явиться в военную штаб-квартиру в Синыйчжу, а оттуда его пошлют в Пхеньян работать на сталелитейном заводе. Следующим утром, когда солнце еще не успело подняться над тополями, а воздух был совсем холодный, отец уже прощался с нами — со мной, моей старшей сестрой Су Хи и нашей матерью. Кажется, мать заплакала, когда отец, высоко держа голову и с предписанием в кармане, прошел мимо высокой хурмы, росшей у нас во дворе.
Я любила аппа[2]. Он меня баловал: позволял мне такие вещи, которых мать никогда бы не допустила. Но с того дня я больше никогда его не видела.
Я как раз мыла листья салатной капусты, но когда заметила, что солдат едет к нам, быстро их собрала, завернула в кусок ткани и сунула под раковину. Потом я подбежала к задней двери.
— Су Хи! — позвала я сестру. — Сюда едет солдат на мотоцикле!
Су Хи как раз выкапывала глиняные горшки онгги с рисом и овощами, которые мы спрятали за домом, но тут выпрямилась и взглянула на дорогу. Увидев солдата, она очень серьезно посмотрела на меня, безмолвно призывая к осторожности.
— Задержи его, — велела она, а потом опустилась на колени и поспешно принялась засовывать онгги обратно в ямы, откуда их вынула.
Я вернулась в дом и стала смотреть из окна кухни на приближение змеи. Оставалась надежда, что солдат проедет дальше, к другому дому по этой дороге, но он остановился и прислонил мотоцикл к нашей хурме. Послеполуденный ветерок поймал хвост змеи и принялся играть с ним, вытягивая его, пока змея не исчезла и не остался только человек возле мотоцикла. Солдат снял перчатки и похлопал ими по бедру, так что в воздух поднялись облачка пыли. Потом он запустил руку в кожаную сумку, достал желтый конверт и подошел ко входу в дом.