Радятко подошёл к печке, встал на лесенку и дёрнул брата за рукав.
– Пошли. Пошли, кому говорят!
Глаза Мала по-прежнему остекленело следили за Севергой – он и с печки слезал, беспрестанно косясь на неё. Яр затих – не кашлял и не метался, и тревога волком взвыла в душе Жданы.
– Молю, спаси его, – сипло проговорила она, когда сыновья вышли, уведя с собой Боско, прижимавшего к себе невесть откуда взявшуюся чёрную кошку.
Северга кивнула в сторону мяса.
– Жарь. Баня долго будет топиться, успеем и пообедать, и переварить.
Ждана вжалась в стену. Слёзы всё-таки просачивались сквозь зажмуренные веки.
– Не проси… К человечине не притронусь.
– Зря брезгуешь, – усмехнулась Северга. – Человечинка-то не хуже свинины или говядины будет. Ну, как хочешь, я и сырое могу есть. Так даже лучше.
Вынув из чехла широкий боевой нож, она отхватила им небольшой кусок мяса. Кое-как поднявшись и зажимая ладонью нос и рот, Ждана села на лавку. Глянула искоса в окно: на дворе – никого. Впрочем, обзор был неважным.
– Спаси моего сына, прошу тебя, – измученно повторила женщина.
– Да спасу, не страдай, – хмыкнула Северга, жуя. – Всему свой час.
Ждана снова метнула взгляд в окно: Боско стоял посреди двора. Выпустив кошку из своих объятий на землю, он напряжённо глядел ей вслед. Та чёрной гибкой молнией вскочила на плетень, изящно прошла по нему, задрав пушистый хвост, и исчезла из виду.
– Не горюй по своей знахарке, живёхонька она, – сказала Северга, отправляя в рот новый кусок человечины. – Колдунью не так-то просто убить. Она лишь на какое-то время потеряла людской облик. Может, и вернётся когда-нибудь.
Эти слова подтвердили догадку Жданы. Мертвящая боль разжала хватку, и сердцу стало легче: запах мяты успокоил его и окутал солнечным летним теплом – будто сама Малина ей ободряюще улыбнулась. Ждана старалась не смотреть, как Северга насыщается, но не слышать, как та жуёт, не могла.
– Вук мне зятем приходится, – сказала Северга, со смачным чмоканьем облизав окровавленные пальцы. – На дочери он моей женат, вот и попросил помочь… По-свойски, по-родственному, так сказать.
Ждане было трудно представить, что эта воительница, в которой и женского-то почти ничего не осталось, когда-то вынашивала и рожала ребёнка…
– Удивлена? – точно прочтя её мысли, усмехнулась Северга. – Мужчин я к себе не подпускаю, живу сейчас с женой… И мало кто осмелится меня этим попрекнуть: сразу кишки выпущу не в меру разговорчивому. Мой меч – его голова с плеч… Но в своё время отец моей дочери доказал мне свою силу и право быть достойным меня. Но и его я подпустила к себе лишь на одну ночь: не могу долго подчиняться, предпочитаю сама главенствовать. А потом его убили в поединке. Больше достойных нет. Через десять лет я победила его убийцу, и тому, чтобы остаться в живых, пришлось платить выкуп – отдать то, что я попрошу. Младшая дочурка у него была славненькая, давно мне нравилась – её я и попросила. А он меня к своей жене отослал – мол, ей решать. Та сперва упиралась, даже себя хотела предложить на ночь, да только на что она мне сдалась, затасканная мать семейства? К тому ж, с приплодом в брюхе и грудью с коровье вымя. Мне – девчоночку подавай, тем более, что та сама мне глазками подмаргивала, озорница. Пришлось отдать. Да чего там! Дочек у них было как грязи – одной больше, одной меньше… Вот так я себе жёнушку и заполучила. Она хороша… Но ты лучше, княгиня. Вук много потерял, оставив тебя.
Пристально-оценивающий взгляд Северги царапнул душу Жданы железным когтем. Предстоящий поход в баню заранее накладывал на неё отпечаток чего-то гадостного и вызывал содрогание, как при виде змеи. Но Яр снова захрипел под полушубком, зовя в бреду какого-то Ёршика, и Ждану захлестнула кожаной удавкой ярость.
– К чему ты медлишь? – хрипло процедила она. – Если вылечить моего сына для тебя так просто, сделай это сейчас! Почему он должен мучиться?
Прожевав последний кусок мяса, Северга поднялась и ленивой походкой вразвалку подошла к печке, отогнула воротник полушубка и заглянула в лицо ребёнка. Коса блестела вдоль её спины причудливым хребетным выступом.
– Время ещё есть, сегодня не помрёт. Сначала плата, потом – дело. А то знаю я вас, баб… Вечно на попятную пойти норовите.
– По себе судишь? – язвительно прищурилась Ждана.
Взгляд Северги обдал её такой убийственной стужей, что все дальнейшие слова съёжились и засохли на языке. Оставалось только крошить в пальцах мяту и впитывать её целительный дух – как улыбку лета.
Наконец пришёл воспитанник Малины и чуть слышным печальным голосом сообщил, что баня готова. Следом за ним вернулись Радятко с Малом – всклокоченные и раскрасневшиеся. Мал то и дело зябко поводил плечами и жмурился, а взгляд у него был шалый, блуждающий. Едва войдя в дом, он странно запищал, сдавил руками голову и забрался на печь.
– Малушка, что с тобой? – испугалась Ждана.
Тот не ответил, уткнувшись в полушубок. А Радятко, подойдя к матери вплотную, сказал:
– Матушка, ты… когда через двор пойдёшь, по сторонам не смотри. Там… – Не договорив, он сглотнул.
Лишь выйдя на крыльцо, Ждана поняла, что так напугало сыновей: по всему двору лежали тела посечённых Севергой мужиков… Пятеро или шестеро – Ждана не разглядела, тут же заслонив глаза пальцами. Остальные, видимо, разбежались.
– Сами виноваты, – безжалостным звоном надтреснутой стали раздался над ухом голос Северги, и её рука приобняла Ждану за плечи. – Не надо было соваться.
Заяц… Где девушка? Убрав пальцы от лица, Ждана всё-таки осмотрелась… Как назло, первым ей попался на глаза Вечеля, разрубленный практически пополам. Ещё недавно этот мужичок шёл к Малине лечить дёрганье глаза и болтал о своей стычке с быком… Теперь его «дергучая болезнь» прошла – вместе с жизнью.
Зайца во дворе не оказалось. Облегчение застучало в висках, разлилось внутри холодящей пустотой. Значит, жива… Но куда она девалась? Неужели ушла совсем, бросив их? Ехать дальше с Севергой Ждане совсем не хотелось.
Через двор она прошла почти с закрытыми глазами, ведомая под локоть воинственной тёщей Вука. Под ногу попалось что-то мягкое, но она побоялась взглянуть, на что наступила. Ударилась головой о притолоку низкой банной двери, споткнулась и чуть не упала в тесном предбаннике.
– Осторожно, княгиня, – усмехнулась Северга, подхватив Ждану. – Уже можно смотреть. Хотя бы под ноги.
Её облегченные латы были изготовлены с тем расчётом, чтобы надевать и снимать их можно было без посторонней помощи, но она нарочно попросила Ждану сделать это. Всё её сильное и стройное тело покрывали путаные и загадочные письмена шрамов, на поджаром плоском животе не замечалось ни одной жировой складочки. Все до одного мускула, что есть в человеческом теле, можно было ясно разглядеть под её смуглой кожей в сером осеннем свете, скупо проникавшем сквозь мутное оконце. Однако если в боевом происхождении рубцов на руках, спине и плечах не приходилось сомневаться, то длинный толстый шрам над курчавым чёрным лобком, похожий на кривую улыбку, озадачивал.