Колымага остановилась, дверца открылась, и раздался насмешливый голос Млады:
— Вот приедем в Белые горы — и всё узнаешь.
Любые задержки дышали в грудь Жданы холодящим ожиданием беды, и она сразу же встревожилась:
— Почему мы не едем? Что случилось?
— Ничего не случилось, — спокойно ответила женщина-кошка. — Ребята, наверно, голодные. Если у вас есть с собой припасы, предлагаю перекусить, а нет — я раздобуду.
От скромного угощения за столом у Малины остались лишь грустные воспоминания, а корзина уже давно опустела. Пополнить запасы съестного Ждана рассчитывала в деревне, но разрушительница Северга лишила путников такой возможности. Однако голод отступал перед страхом одиночества в лесном сумраке, и Ждана вцепилась в руку Млады:
— Не надо… Не оставляй нас!
Тёплая тяжесть ладони женщины-кошки ободряюще опустилась ей на плечо:
— Не бойся. Я мигом — одна нога здесь, другая там. Оставайся за старшего, — добавила Млада, обращаясь к Радятко.
Что мог мальчик противопоставить живой, дышащей лесной тьме, пропитанной хмарью? Меча он лишился, а Ждана потеряла свои чудесные иглы и рубашку с защитными вышивками. Слабые и безоружные, мать и трое сыновей остались одни в повозке посреди леса, и всё, что Ждане оставалось — это мысленно молить Лаладу оградить их.
При виде пары жёлтых огоньков в темноте её лопатки лизнул чёрный змеиный язык ужаса, однако мертвенный лунный свет выхватил из мрака знакомые очертания по-мальчишески сухощавой фигурки в туго перепоясанной свитке.
— Цветанка! — воскликнула Ждана, распахивая дверцу.
Подбежав, девушка вдруг завладела её руками, между исступлёнными поцелуями шепча с придыханием:
— Госпожа… прекрасная моя, светлая, добрая… Молю тебя, помоги, посодействуй! Я должна увидеться с твоей дочкой, перед тем как навсегда с нею расстаться… Знаю я, что из Марушиного пса человеком обратно мне не стать, через это нам с нею и не суждено более вместе быть. Но хотя бы разок на прощание в её глаза заглянуть мне смерть как нужно!..
Тёплые слёзы и мокрые губы Цветанки скорбно щекотали руки Жданы. Сама чуть не плача от жалости, княгиня Воронецкая взяла лицо девушки-оборотня в свои ладони и заглянула без страха в тлеющие зловещим Марушиным отблеском глаза.
— Крепко ты была с Дарёнкой дружна, да? Как сёстры, должно быть, были вы? — вытирая набегающую солёную пелену с глаз, спросила она.
— Вместе мы с нею скитались, — ответила Цветанка, с горькими всхлипами ловя руки Жданы и снова пытаясь расцеловать. — Одну постель делили, из одной чашки ели. А перед тем как разминулись мы, размолвка у нас вышла… По моей вине. Раз уж суждено нашим с нею путям-дорожкам разойтись навек, пускай хоть обид между нами не останется… Потому и хочу с нею увидеться и прощения попросить… Я и дальше бы за вами следом бежала, да только нутро моё болит — тяжело. Боюсь, подведут меня ноги, упаду. Помоги, государыня… Ты добрая, чудесная… Очень вы с Дарёнкой схожи…
Что делать? Повинуясь сердечному порыву, Ждана поднялась и откинула вверх своё сиденье, под которым скрывался ларь для дорожного скарба. Середина его передней стенки представляла собой вставку из деревянного узора, через отверстия которого в ларь проникал воздух, и задохнуться там Цветанке не грозило. Млада сказала, что хмарь совсем отбила ей чутьё; это прискорбное обстоятельство оказалось как нельзя кстати.
— Полезай сюда, — велела Ждана. — Главное — лежи тихонько, как неживая. Млада сейчас хмарью одолеваема, не почует тебя. Авось, доедешь как-нибудь. А вы, — обратилась она к сыновьям, — молчок! Младе об этом — ни гу-гу.
В последний раз прильнув к пальцам Жданы мокрым от слёз поцелуем, Цветанка забралась в ларь и свернулась калачиком, поджав ноги и обхватив себя руками. Гибкость и тонкокостное сложение позволили ей там легко поместиться, и даже осталось достаточно места, чтобы переворачиваться и менять положение.
— Благодарю тебя, государыня… Не забуду твоего добра вовек, — сказала она, прежде чем сиденье опустилось и скрыло её.
И вовремя, потому что уже спустя несколько мгновений женщина-кошка вынырнула из сумрака с масляной лампой в одной руке и большой корзиной — в другой. Ждана уселась и закрыла подолом платья просвечивающий деревянный узор, за которым пряталась Цветанка.
— К себе домой сбегала, — пояснила Млада, забираясь в повозку и откидывая тряпицу с корзины. — Гостинцев вам от матушки Крылинки принесла… Хотела отваром разжиться, да у родительницы Твердяны готового не оказалось, а у других некогда искать было: надолго вас тут одних оставлять не хотела. Ну ничего, хоть родным белогорским воздухом подышала — и то полегчало малость. Давайте, угощайтесь… Да и я с вами вместе червячка заморю. Без отвара мне даже здешнего зверья нельзя есть — отравлюсь. Налетай, ребята! Моя матушка так стряпает — не оторваться…