За время, потраченное на эту остановку возле уродливых берёз с шершавой, замшелой и тёмной от бездны лет корой, медленно плетущаяся повозка подобралась бы к Белым горам ещё вёрст на тридцать-сорок, не меньше. Но подождать, как выяснилось, стоило. Когда тревога Жданы достигла высшей точки остроты, Млада наконец-то возникла из воздуха, ошарашив своим внезапным появлением Яра, не видавшего ничего подобного:
— Всё. Они не помешают нам проехать.
— Всё? — поразилась Ждана. — Как же тебе это удалось?
— Увидишь, — усмехнулась женщина-кошка.
В том месте, где Ждана видела в своём ночном полёте разбойничью засаду, не оказалось ни души. Они проехали по совершенно безлюдной дороге, только осёдланная лошадь без всадника задумчиво стояла у обочины, провожая их взглядом.
— Ты что с ними сотворила? — недоумевала Ждана, когда они сделали очередной привал на придорожном постоялом дворе.
— Есть такая хорошая травка — дроботуха[39] называется, — хмыкнула Млада. — Очень быстро действует, это её главное достоинство. И душистая очень, как липовый цвет: коли в питьё добавить, оно даже вкуснее становится.
Её рассказ был краток. Пока путники полдня томились у древних берёз, Млада раздобыла у местной травницы эту дроботуху и приготовила крепкий отвар. Потом купила бочонок отличного вишняка, влила туда два ковша отвара, одолжила телегу с лошадью и направилась по дороге прямо в засаду. Разбойнички — кто пеший, кто конный — тут как тут: «Кто таков, что везёшь? А ну-ка, выворачивай мошну!» В мошне оказалось пусто, поэтому грабители решили взять то, что Млада везла. Та лишь улыбнулась: «Пейте, ребятушки. Этот медок — для самого князя, так что можете не сомневаться, что он — лучший, что ни на есть». «Княжеским» медком с дроботухой вся шайка угостилась прямо на месте: весь бочонок скорёхонько распили на ура, а Младе ничего не стоило скрыться сквозь пространство способом дочерей Лалады.
— Никогда не слышала про такую траву, — проговорила Ждана. — Как она действует? Усыпляет, что ли?
— Да нет, с неё как раз-таки наоборот — не очень-то поспишь, — засмеялась Млада, сверкнув белыми клыками. — А действует травка так, как называется. Кто нутро своё облегчить долго не может — тому хорошо помогает, послабляет очень скоро — моргнуть не успеешь. Вот только если слишком много её употребить, весьма большие неприятности в животе могут случиться… А этого отвара влила я в медок — будь здоров! Так что корчатся сейчас в придорожных кустиках наши лихие ребятушки — с голыми задницами с места сойти не могут. Не до нас им маленько.
Мал опять фыркнул в ладошку, а Радятко только двинул бровью. Ждана сказала:
— Ну и поделом им. Будут знать, как на дороге бесчинствовать, проезжий люд грабить. Ловко же ты их, Млада!
Женщина-кошка только кашлянула в кулак. Её брови резче выделялись на побледневшем лице, угрюмо нависая над устало прищуренными глазами, осенёнными болезненной голубоватой тенью. Сходство с Твердяной проступило как никогда остро, не хватало только ожогового рубца и бритой головы с чёрной косой.
— Выпей ещё отвара, — предложила Ждана.
— Маловато от него проку, — поморщилась Млада. — Он плохо действует ещё и потому, что сделан на местной воде, а в ней — тоже хмарь… Но совсем без него — тоже невозможно.
Однако скоро стало ясно, что на таком отваре далеко не уехать. К наступлению темноты они одолели ещё один перегон; Млада, бледная до синевы, тяжело сползла с козел и с трудом добралась до постели, опираясь на плечи Жданы и Радятко. К их услугам была сумрачная грязная комнатёнка с соломенными тюфяками, расстеленными прямо на полу, но и этому приходилось радоваться. Младу бил озноб, и её расположили на полатях у протопленной печи. Забыв о сне и пище, Ждана ночь напролёт сидела возле неё. Не имело значения, сколько масла сгорит в лампе — княгиня Воронецкая выложила за постой свои последние деньги. Ложку за ложкой с почти бесполезным отваром подносила она к серым пересохшим губам Млады: больше решительно ничем она не могла помочь. Где-то на задворках памяти теплилась мысль о том, что надо бы снова связаться с княгиней и всё-таки предостеречь от стрельбы в Цветанку, но, сколько ни пыталась Ждана сомкнуть усталые веки, полноценно уснуть не получалось. Страх, что Млада перестанет дышать, то и дело выдёргивал её в явь.