— Ничего, дитя моё, потерпи, сейчас мы всё исправим, — прошептала княгиня.
Нежная жалость колола её сердце с одной стороны, а с другой его грызла вина за случившееся: перед мысленным взглядом стояли большие глаза Жданы, полные полынно-горького упрёка. Выстрел сделала дружинница Радимиры, но ответственность Лесияра всё равно возлагала на себя. Однако как она могла предвидеть то, что Дарёна кинется заслонять собой девчонку-оборотня?
Вымыв руки в тёплой воде подземной реки, Лесияра светом Лалады разрушала убийственную волшбу, вытягивала её скользкие, переливающиеся красными сполохами нити из тела девушки, как дождевых червей, и отбрасывала в сторону. Ловить она успевала не всех «червяков»: какие-то увёртывались от пальцев и уходили вглубь раны. От золотого сияния, наполнявшего пещеру, ей стало жарко, и она скинула с плеч зимний плащ, попутно утерев рукавом взмокший лоб. Когда последний доступный «червь» был извлечён, Лесияра плеснула на рану воды из ключа, потом крепко ухватилась за обломок древка и, осторожно расшатывая стрелу, начала тянуть. Наконечник был без зазубрин и довольно скоро поддался. Как Лесияра и опасалась, кровь тут же потекла ручьями; пришлось зажимать рану рукой и долгое время направлять в неё самый сильный поток света Лалады, какой княгиня только могла через себя пропустить. Это было всё равно что удерживать в руках всю мощь порожистой горной реки, сосредоточенную в нешироком рукаве, который тянулся из ослепительного источника силы через душу правительницы Белых гор. Едва не валясь с ног, Лесияра прижигала этой силой кровоточащие сосуды.
Липкие от крови пальцы княгини устало погрузились в расслабляюще-тёплую воду, ополаскивая наконечник. И вот он, мокрый, заблестел в золотистом сиянии, явив взору Лесияры маленькое клеймо мастерицы, на котором с трудом читались мелкие буквы: «Коваль Тверд…» Твердяна, без сомнения!
Слабый стон девушки заставил Лесияру вскинуть и повернуть голову в сторону алтаря. Лёжа на животе, Дарёна смотрела мутным, потусторонним взглядом на княгиню, а её губы шевелились, пытаясь что-то произнести. Подойдя и склонившись, Лесияра поцеловала их.
— Прости, девочка… Это моя вина, я не углядела, не уберегла тебя…
— Цве… — прошелестели губы Дарёны. — Цветанка…
— Жива твоя Цветанка, — успокоила её княгиня. — Только у меня есть новость получше: твоя избранница Млада вернулась. Скоро она тебя обнимет, и всё будет хорошо.
Глаза девушки устало закрылись. Лесияра обеспокоенно склонила ухо и уловила дыхание. С облегчением выпрямившись, сказала гридинкам:
— Стерегите её, а я за Твердяной.
Той, конечно, дома не оказалось: по словам Крылинки, она даже ночевать не приходила — всё работала, а вместе с ней трудились над княжеским заказом и Горана с Огнеславой. Вежливо отказавшись от хлебосольного гостеприимства, княгиня поспешила к кузне. На стук открылось окошечко в высоких воротах, и на Лесияру вопросительно уставились суровые глаза с опалёнными бровями и ресницами.
— Огунь вам в помощь, искусницы! — стараясь перекрыть доносившийся изнутри гул, крикнула правительница женщин-кошек. — Позовите мне Твердяну! Передайте, что княгиня Лесияра просит помощи — Дарёнка ранена!
— Передам сейчас же, государыня, — отозвались за окошком. — Изволь обождать.
Утро уже разгорелось, розовые облака висели в синем небе, бросая янтарный отсвет на стволы сосен и румяня снежные шапки гор. Калитка между тем отворилась, и в проёме показалась Твердяна — как всегда, раздетая по пояс, в длинном кожаном фартуке и блестящей от пота головой.
— Рудица, брось-ка сюда мою одёжу! — крикнула она кому-то, обернувшись. Потом, шагнув за калитку и почтительно обратив чумазое лицо к княгине, спросила с поклоном: — Что стряслось, госпожа моя?
Поймав брошенную рубашку, кафтан и шапку, она оделась, а Лесияра в двух словах рассказала о случившемся и попросила:
— Пойдём, Твердяна, помоги мне. Клеймо твоё, а значит, и рана лучше всего исцелится от твоей руки. Кровь я остановила, большую часть волшбы обезвредила, а ты заверши врачевание.
Твердяна нахмурилась, поднеся к глазам наконечник, извлечённый из раны Дарёны.
— В самом деле, моя работа… Что ж, значит, мне и лечить. Идём.