– Ничего, Зоренька, сейчас наверстаем, – с улыбкой молвила Берёзка, ставя на стол тяжёлое, доверху полное земляники лукошко. – Глянь-ка, что я из лесу принесла! Зови Раду с Ратиборой, пусть полакомятся.
– М-м, духовитая какая! – Супруга Огнеславы склонилась к корзинке и с удовольствием вдохнула сладкий соблазнительный запах. – А непоседы наши хоть и отобедали, но от ягод, я думаю, не откажутся!
Они вместе перебрали ягоды, очистив от листиков, после чего Зорица велела подать пшеничных калачей, молока и простокваши для Берёзки: ту в последнее время тянуло на кисленькое. Простокваша была ядрёная и такая густая, что ложка в миске стояла.
– О, ягодки!
Девочки-кошки, побросав деревянные мечи, вбежали в трапезную. Они были как день и ночь: Рада – чёрненькая, как все в роду Твердяны, а Ратибора – с шапочкой золотых волос. Всякий раз при взгляде на дочку неугомонной княжны сердце Берёзки ёкало светлой болью, узнавая родные черты. С детского лица на неё смотрели глаза Светолики...
– Чай, ягодки не сами из лесу прибежали, – молвила Зорица, насыпая землянику по мискам. – Ну-ка, кого благодарить за лакомство-то надо, а? Кто ножки свои резвые утруждал, по лесам-полям ходючи? Кто не пил, не ел, ягоду сладкую рвал?
Девочки уже собрались живенько усесться к столу, но замерли и подняли глаза на Берёзку.
– Благодарим тебя за твои труды! – сказали они хором, одновременно отвесив ей поясной поклон.
– То-то же, – усмехнулась Зорица. – Ну, садитесь уж.
Получив разрешение, Рада с Ратиборой принялись за обе щеки уминать ягоды с молоком и калачом. Глядя, как они едят, Берёзка согревалась сердцем и душой; теперь можно было и самой насладиться этой вкусной и простой пищей. Белоснежная простокваша кисловато таяла во рту, смешиваясь со сладостью земляники и тёплым, земным духом хлеба.
– Ох и хороша ягода, слаще мёда! – нахваливала Зорица, воздавая почести стараниям Берёзки, которой пришлось набирать это лукошко дважды.
А Берёзка задумалась: ведь не только её следовало превозносить, Гледлид тоже приложила руку к сбору ягод; с другой же стороны, если б не она, первое лукошко не оказалось бы загубленным. Впрочем, девушка промолчала: когда речь заходила о рыжеволосой навье, взгляд Зорицы становился таким хитровато-ласковым, проницательным, понимающим... Супруге Огнеславы явно хотелось, чтоб Берёзка проявила к Гледлид бóльшую благосклонность. А Берёзка пока была не в силах распутать этот клубок чувств, что теснился под рёбрами и порой не давал дышать – до всхлипов ночью в подушку.
Она предпочитала сейчас думать о том, что у неё понемногу получалось нащупать дорожку к сердцу Ратиборы. Девочка попала в руки Берёзки словно бы скованной льдом, замкнутой в своём сиротстве; она и сейчас ещё не до конца оттаяла, но её глаза уже не были такими застывшими, опустошёнными горем. Ратибора начала улыбаться, вовсю играла со своей новообретённой сестрицей Радой, но слово «матушка» пока не срывалось с её уст. Она знала правду о том, что княжна Светолика – её настоящая родительница, и рассказы Берёзки о ней слушала очень внимательно. Увы, только по рассказам ей и приходилось теперь узнавать свою матушку... Огнеслава брала девочку с собой и в мастерские, и в Заряславскую библиотеку, чтоб Ратибора своими глазами увидела, чем её славная родительница занималась при жизни. Но как бы ни были велики дела неугомонной княжны и как бы ярко ни сиял её образ, не приходилось сомневаться в том, что в сердце Ратиборы ещё жива тоска по Солнцеславе и Лугвене, в доме которых она родилась и росла.
А тем временем миски опустели, и девочки сыто облизывались – совсем как маленькие кошечки. Зорица с усмешкой взъерошила им волосы, гладя по головкам.
– Наелись, котятки мои? Ну, бегите, играйте.
Берёзка, поднявшись из-за стола, смотрела вслед Ратиборе с щемящей сладкой тоской в сердце... И девочка обернулась. Не иначе, частичка души её родительницы в ней откликнулась на зов, подумалось Берёзке, и слёзы жарко защекотали своей близостью её глаза, а горло стиснулось. А Ратибора вернулась и крепко обняла её, прильнув всем телом. Как тут не размякнуть, не расплакаться? Но Берёзка держалась изо всех сил, улыбкой прогоняя слёзы.
– Хорошая моя, – прошептала она, целуя девочку в золотистую макушку. – Солнышко моё ясное...
– А скоро сестрица родится? – спросила Ратибора, подняв лицо и осторожно щупая живот Берёзки под чёрным одеянием.
– Скоро, моя радость, – улыбнулась та. – Этой осенью увидишь свою сестричку.
В лукошке оставалось ещё много ягод: они вчетвером не съели и третьей части. Половину из них Зорица смешала с прозрачным, как вода, тихорощенским мёдом и поставила в кладовку до зимы: всё, что обволакивал собой этот чудесный мёд, могло сохраняться в свежем и первозданном виде годами. Из оставшейся земляники Зорица решила напечь к ужину душистых пирогов. Берёзка хотела отправиться в сад, чтоб поколдовать над молодыми черешневыми деревцами, заняться несколькими заболевшими яблонями и повозиться в цветнике, но супруга Огнеславы, нахмурившись и грозно подбоченившись, загородила ей дорогу.
– Куда это ты? А ну-ка, живо отдыхать!
– Да я поспала немножко, когда от дождя укрывалась, – заикнулась Берёзка, тщетно пытаясь обогнуть её и каждый раз снова натыкаясь. – Зоренька, ну пусти меня, у меня там яблоньки хворают, помочь им надобно!
– С яблонями до завтра ничего не случится, – отрезала Зорица. – А тебе с дитём под сердцем отдыхать следует почаще! Ты и так с этими ягодами полдня на ногах, куда это годно!
Пришлось подчиниться. Зорица сама проводила Берёзку в её небольшую опочивальню, помогла разуться и раздеться и заботливо укрыла одеялом.
– Так-то лучше. Я пока тесто на пироги поставлю, а ты отдыхай.
Не привыкла Берёзка отлёживать бока днём, странно и нелепо казалось ей нежиться в постели, когда столько дел требовали её неотложного внимания... Впрочем, припухшие в щиколотках ноги всё-таки намекали, что отдых ей был необходим. Спать не хотелось, и Берёзка, найдя удобное положение, утопала в мягких объятиях перины и с тоской смотрела в окно. Небо сияло, день был ещё в самом разгаре – совестно валяться, а что поделать? С Зорицей не очень-то поспоришь. Поглаживая округлившийся живот, она улыбнулась. Внутри подрастала новая жизнь – ещё одна родная частичка Светолики.
В эту маленькую девичью спаленку она перебралась из большой опочивальни с широким ложем. На этом ложе с неё в первый раз упал вдовий платок, и руки неугомонной княжны расплели ей косы... Воспоминания о ласках будили в Берёзке горестно-сладкий отклик. Так и не познав с молодым неопытным Первушей настоящего удовольствия, к телесной близости она относилась прохладно – ровно до того мига, когда объятия Светолики перевернули всё. Тело откликнулось, чувственность пробудилась, а стыдливость вмиг испепелило золотое пламя волос возлюбленной. Их любовь ослепительно вспыхнула и росла, жадно захватывая собою каждую пядь пространства, каждое мгновение, каждый вздох и каждый взгляд – будто знала, что судьбой ей отведено очень мало времени. Их любви было суждено сгореть в пожаре войны, и за те недолгие дни, что Берёзка и Светолика провели вместе, она успела проделать в их душах работу, на которую обычно требовались многие месяцы и даже годы.
И теперь рука задремавшей Берёзки обнимала оберегающим жестом плод этой любви, покоясь на животе.
Не улежала Берёзка в постели и спустя час всё-таки встала: садовые дела взывали к её совести, и совесть не выдержала, не устояла перед этими призывами. Черешневые деревца в её питомнике подрастали хорошо, и настала пора им отправляться на север. Берёзка почти не сомневалась в том, что волшба сохранит их и поможет прижиться в более холодных краях, нежели Заряславль. Она уже договорилась с несколькими владелицами больших садовых хозяйств – те согласились посадить у себя по несколько деревьев на пробу. Согласию хозяек очень хорошо поспособствовало угощение из вкусных и сладких плодов черешни, которое Берёзка брала с собой всякий раз. Саженцы были привиты на корень местной вишни – для пущей стойкости.