Но, если только читателю не изменила память, он знает об этом лучше Фредерика Грея. Какой бы промах ни сделал Карлтон, защищая свою собственную безопасность, то обстоятельство, что письмо это сохранилось, было не следствием бездействия его, а просто случайностью.
Мы помним, что он искал это письмо, это, и не находя его, пришел к заключению, что он сжег его вместе с другими ненужными бумагами. Одно письмо он однако запер в железном сундуке и полагал, что это было письмо его отца, которое могло ему когда-нибудь понадобиться. На самом же деле то письмо, которое он так тщательно спрятал, было письмо Клариссы, а письмо отца он сжег.
Эта ошибка имела много значительных последствий. Но сколько раз одна подобная ошибка, какое-нибудь упущение, какое-нибудь ничтожное обстоятельство приводили к открытию преступлений!
Карлтону никогда не случалось вспомнить об этом мнимом отцовском письме, так что оно оставалось там, ожидая того рокового дня, когда оно должно было попасть в ревнивые руки…
А возможно, что без этой ревности со стороны Лоры, доведенной до крайности неверностью мужа, преступление никогда не было бы открыто, по крайней мере при жизни Карлтона.
И в самом деле, ведь именно это письмо навело на след преступника.
Оставляя дом Карлтона, леди Дженни взяла это письмо с собою. После разговора с мистрис Смит она показала ей письмо, в надежде узнать имя мужа Клариссы, к которому оно, очевидно, было написано. В ту минуту Дженни еще не подозревала Карлтона, по крайней мере она отодвигала его на второй план; если она и считала его виновным, то только в качестве друга или сообщника мистера Крава, который, по ее мнению, был мужем Клариссы.
Дженни хотела показать это письмо Фредерику, но она не имела его при себе. Она передала ему только его содержание; Фредерик сейчас же понял.
Да, это она пишет к своему мужу Карлтону. Но игривый стиль этого письма мог бы отвести глаза любому из нас, не будь у нас ключа к нему. Никогда нельзя было бы предположить, что муж, о котором она говорила и доктор, которого она принимает, одно и то же лицо. Я бы хотел, чтобы мой отец увидел это письмо, леди Дженни.
– О, конечно! Он его увидит. Но… уверены ли вы, что сэр Стефен не воспользуется им против него? – Прибавила она.
– Против Карлтона? О, нет! Я не думаю, чтобы он захотел это сделать, особенно при этих обстоятельствах. Мой отец – лучший человек в мире. Люси будет его невесткой, а леди Лора ее сестра. Из уважения к леди Люси или скорее к леди Лоре, сэр Стефен должен будет остаться под подозрением. Впрочем, это дело не принесло ему никакого вреда, леди Дженни. Бесславие не задело его. Прием, которым почтили его недавно в Венок-Сюде, достаточно доказал нам это.
Если леди Дженни и Фредерик Грей были согласны между собою в образе действий, которого надо было держаться и даже в необходимости уничтожения письма, то другое лицо, к несчастью, смотрело на это дело с другой точки зрения. Это была мистрис Смит. В эту самую минуту она собиралась сделать первый шаг к открытию истины.
С того дня, как мистрис Смит застала Карлтона, роющимся в ее ящиках, она почувствовала к нему какое-то недоверие и подозревала его, конечно не в том, что он муж мистрис Крав, но что он знает что-нибудь об этом таинственном деле. Ребенок сказал ей, что он слышал, как Карлтон открывал мебель на нижнем этаже, и женщина, пораженная поведением доктора, не переставала думать об этом. Наконец, когда ей удалось собрать и другие сведения, она стала приписывать ему самую неприглядную роль в этом деле.
Припомним встречу Юдио, Пеперфли и вдовы Гульд у Смит, пригласившей их на чашку чая. Припомним также, что, когда Юдио уходила из коттеджа, Карлтон входил туда и, вернувшись домой с этого визита, казался чем-то очень расстроенным. Вот что случилось, к величайшему сожалению Карлтона: вдова Гульд, которую он нечасто имел удовольствие встречать в обществе, завела разговор о покойной мистрис Крав. Гульд, не говоря уже о ее невыносимой болтливости, совершенно не обладала тактом. Она весьма часто намекала на то, что мистрис Смит та самая женщина, которая взяла тогда ребенка к себе, и упорно продолжала говорить о прошлом. Мистрис Пеперфли тоже сочла нужным присоединить свой голос к этому концерту и вместе они напевали ему дуэтом до тех пор, пока продолжался его визит к ребенку, продолжая все так же открыто комментировать все известные факты. Мистрис Гульд кончила замечанием:
– Я должна была объявить, что она знала вас, мистер Карлтон, когда приехала в Венок-Сюд; вот в чем дело: мистрис Крав…