Болер, проникнутый почтением к леди Дженни, стоял перед нею с непокрытой головой.
– Г-н Карлтон желал, – сказал он, – миледи, чтобы это письмо было передано леди Лоре сегодня утром.
Дженни взяла письмо, прочла адрес и взволнованным голосом произнесла: «Спасибо! Как поживает сегодня утром мистер Карлтон?
– Вчера вечером он был, кажется, здоров, сегодня он еще не просыпался.
– Не просыпался! – Невольно вскричала Дженни.
Ей очевидно трудно было представить себе, чтобы Карлтон мог спать так спокойно, в то время, когда над ним тяготеет такое тяжкое обвинение.
– По крайней мере он не просыпался еще, когда я уходил из тюрьмы, – продолжал Болер. – Наши арестанты долго спят, хотя многие из них засыпают только тогда, когда наступает время вставать.
Дженни не могла удержаться, чтобы не задать Болеру еще один вопрос. Несмотря на свое отвращение к Карлтону, пустившее такие глубокие корни, несмотря на ужасную действительность, она в глубине души чувствовала к этому человеку то чувство жалости, в котором женское сердце не отказывает самому отчаянному преступнику.
– Что, он очень тронут? – Спросила она, – отдает ли он себе отчет в своем положении, которое кажется безнадежным?
– Мы не заметили в нем ничего особенного, миледи, – ответил Болер, – вчера, когда его привели к нам, он держался по обыкновению – очень свободно, непринужденно. Не надо забывать, что до сих пор нет еще неоспоримых доказательств, что он виновен.
– Хорошо, – сказала Дженни, – подождите, пожалуйста, ответа, если таковой будет.
И она в волнении пошла с письмом к своей сестре.
Несколько минут она колебалась, боясь отдать это письмо Лоре, чтобы еще больше не растревожить ее нервы, но потом решила, что не имеет права стать между сестрою и обвиняемым, что одна только судебная власть может при таких обстоятельствах перехватить переписку между мужем и женой.
Лора, которая, вероятно, слышала, как полисмен входил в дом, в волнении и ожидании приподнялась на своей кровати.
Дженни хотела приготовить ее к письму, чтобы не слишком взволновать, но Лора не терпела предисловий; она вырвала бумагу из рук Дженни.
Она открыла письмо и читала:
«Прости мне, Лора, бесчестие и несчастье, которые я навлек на тебя. В эту грустную минуту я думаю более о тебе, чем о себе. Все преступное, которое я совершил в этом печальном деле, Лора, все это я совершил, увы! Из любви к тебе.
Ввиду удостоверения, представленного сегодня на суде, мне кажется бесполезным отрицать мой брак с Клариссой Бошан. Но имей в виду, Лора, если я исповедуюсь, то только пред тобой одной; никому другому я не признаюсь ни в чем. Пусть они сами откроют истину, если смогут.
Я никогда не знал Клариссу иначе, как Клариссу Бошан; я никогда не знал, что она занимает в обществе положение выше учительницы. Она никогда не говорила со мною о своих родных и знакомых и я из этого заключил, что она одинокая сирота.
Я находил мисс Бошан красивой, очень красивой и в безумии тайно обвенчался с ней. Только узнав тебя, я убедился, что ошибся, приняв за любовь то, что было только почитанием.
С какой страстью любил я тебя! Ты это знаешь. О, нет! Ты этого не забыла!
Ты и она, вы были в одном городе! Страх за возможность быть открытым, боязнь, чтобы не узнала о моем браке и отчаянная мысль, что могу потерять тебя, все это свело меня с ума…
Лора, слушай меня! Такова неумолимая правда. С той минуты, возвращаясь к прошедшему, я и теперь думаю, что горе меня тогда с ума свело и я не был ответственен за свои действия.
И это все. Когда я опомнился после той ночи, мне все казалось, что это был страшный, необыкновенней сон.
Мне оставалось только одно: если возможно, сохранить все происшедшее в тайне, принять всевозможные меры предосторожности и возвести непроницаемую стену между собою и всем человечеством.
И ты, Лора, наконец, обезоружила меня и разрушила эту стену. О! Почему ты не питала полного и неограниченного доверия ко мне? Если тучи и затемняли нашу семейную жизнь, то, уверяю тебя честью, что эти тучи теперь рассеялись и что твои последние подозрения не имели никакого основания.
Если бы ты пришла ко мне и сказала: «Я хочу знать, что хранится в твоем сундуке, я бы без всякой задней мысли отдал тебе ключ, потому что в нем не было ничего такого, что бы я хотел скрыть от тебя или от кого бы то ни было другого, так, по крайней мере, мне казалось. Это письмо, которое ты, кажется, нашла там, я считал давно уничтоженным.
Но, найдя его там, почему ты не обратилась с ним ко мне? Почему ты пошла за объяснением к леди Дженни, а не ко мне? Муж должен был быть тебе ближе сестры.