– Разве можно об этом судить теперь? – Ответила Юдио, – ребенок еще так мал.
– Бедное дитя!.. Непонятно даже, как может жить такой крошечный человечек.
– Что же делать, не великаном же ему быть, когда он родился прежде времени, – заметила Пеперфли, уходя в спальню.
– Прежде времени! – Сказала сердито незнакомка. – Ведь говорили ей, что нельзя предпринимать такого длинного путешествия, да еще по изрытому шоссе в этом омнибусе. Нельзя себя представить, что это за дорога: и колеи, и канавы, и рытвины. Даже я совсем измучилась, хотя и не больна.
– Все жалуются на дурную дорогу, – заметила Юдио, – говорят, мистер Карлтон написал жалобу властям и что же: навалили камней и, стало еще хуже.
– Кто это мистер Карлтон?
– Один из здешних докторов.
– Чем кормили вы ребенка? – Спросила мистрис Шмит, оставляя разговор о дороге.
– Ячменной водой с молоком, как советовала нам Пеперфли, – отвечала Юдио.
– Не нравится мне ее взгляд, – сказала незнакомка, намекая на Пеперфли.
– Если бы нас всех ценили по взгляду, то немногие из нас нашли бы себе дело, – отвечала Юдио. – Пеперфли была бы отличной сиделкой, если бы не выпивала, но зная ее слабую струнку, можно принять предосторожности.
– Вы тоже сиделка у больной? – Спросила мистрис Шмит.
– Нет, я ее соседка; эта молодая барыня меня очень обласкала и я обещала походить за ней, сколько могу. Она должна быть настоящая леди, не правда ли? – Спросила Юдио.
– Да, действительно, леди, но к несчастью, она влюбилась и вышла замуж за того, за кого бы не следовало; впрочем, она его очень любит и никому не позволит сказать что-нибудь дурное про него.
– А что, – придет он сюда?
– Меня это не касается. Где детское белье? Надо его собрать и приготовить.
– Не увезете же вы ребенка с собою?
– Конечно, увезу. Я думаю выехать семичасовым поездом.
– Так прямо и повезете бедного малютку в Лондон?
– В Лондон ли или куда бы то ни было – это мое дело; в вагоне ему будет также хорошо, как и здесь.
Юдио, решив, что дела мистрис Крав ее не касаются, замолчала. Во время их разговора мистер Стефен Грей вошел в спальню через сенную дверь. Мистрис Крав волновалась и лихорадка снова начала ее беспокоить. Доктору это не понравилось.
– Что это с вами? – спросил он.
– У меня снова маленький жар, – ответила смущенно больная. – Да это пройдет. Знаете, та… та особа приехала и в разговоре мы погорячились.
– Всегда так, – сказал доктор, – только начнет больной поправляться, а его беспокоят. Я сейчас пришлю вам микстуру, а теперь потрудитесь меня выслушать. По меньшей мере два дня вы не должны вступать ни в какие разговоры, которые могли бы вас волновать.
– Хорошо, – ответила мистрис Крав, – только об одном позвольте у вас спросить: можно ли окрестить ребенка?
– Сейчас? Зачем же? Он ведь не болен.
– Его не здесь будут кормить.
– А у вас уже есть на примете кормилица? Признаюсь, мне бы хотелось, чтобы вы сами кормили его; это было бы полезнее и для вас и для него.
– Я уже вам сказала, что имею причины, не позволяющие мне кормить его самой, к тому же это будет против желания моего мужа. Я хочу, чтобы окрестили ребенка до его отъезда, – добавила она. – Нет ли священника поблизости?
– Будьте покойны, я все устрою. Как желаете вы назвать вашего великана.
– А вот я сейчас подумаю.
Но когда спустя несколько времени священник Вилльям Лиссед, викарий св. Марка, явился крестить ребенка, его встретила Юдио, и от имени мистрис Крав извинилась за напрасное беспокойство. Удивленный Лиссед простился с нею и направился домой. Это маленькое происшествие возбудило много толков в Венок-Сюде.
Мистрис Шмит в тот же вечер отправилась с ребенком, захватив и сверток его белья. В омнибусе ей пришлось ехать одной; всю дорогу ее бросало из стороны в сторону. Напрасно она стучала в окно, чтобы предупредить кондуктора; напрасно кричала, что ей дурно, что она может лишиться жизни, – на все это флегматичный кучер не обращал никакого внимания. Омнибус прибыл на станцию в этот вечер раньше обыкновенного. Мистрис Шмит, рассердившись на кондуктора, объявила ему, что немедленно подаст на него жалобу начальнику станции железной дороги. Но начальник станции, выслушав ее, рассмеялся и сказал, что железнодорожной администрации нет никакого дела до кондукторов омнибуса. Рассерженной мистрис Шмит ничего более не оставалось, как терпеливо дожидаться прихода лондонского поезда, который подошел через несколько минут. Он привез немного пассажиров, из которых только один вошел в залу первого класса.