Дочь миссис Сорли уже поделилась с матерью новостью, которую узнала из телеграммы сестер из Сиднея, и мать, как она сама призналась, уже знала о доблестном поступке сестер Дьюренс, а ее пятнадцатилетний сын смущенно и невнятно промямлил, мол, жаль, что он не может последовать их примеру. Салли поспешила заверить вдову Сорли, что ей не придется плясать вокруг их старичка — папа сказал, что ему вполне по силам и самому о себе позаботиться. Салли располагала массой доказательств, что их отец крепок и силен совсем как в юности. Мистер Дьюренс скорбел об умершей жене куда сильнее, чем миссис Сорли о своем трагически погибшем супруге, но сумел с этой скорбью надлежащим образом разобраться.
И не только он самолично проводил Салли до самого причала в Ист-Кемпси, но и миссис Сорли вместе с дочерью и обоими сыновьями. На сей раз миссис Сорли одарила Салли парочкой мешочков сушеной лаванды с тем, чтобы форменная одежда медсестер благоухала свежестью. Собравшиеся на палубе парохода шумной компанией молодые люди махали на прощание друзьям-приятелям, родным и всей долине. Свист и вопли почти заглушали негромкие слова прощания отца. На фоне этой толпы взвинченных до предела призывников, бежавших от тяжкой работы в Сентрал Кемпси или на убогих фермах, расставание мистера Дьюренса с дочерьми не выглядело чем-то из ряда вон выходящим. Доносившиеся с палубы крики звучали на октаву ниже, а голоса стоящих на причале женщин — визгливее, когда «Карравонг» отчалил от пирса, все дальше и дальше уходя от берегов — тех самых, где Салли накапливала снадобье для убийства матери. В пабе над причалом напивались мужчины — их силуэты были ясно видны через окно — а с балкона принадлежавшего ирландцу магазинчика, куда сбегались покупатели со всей восточной окраины города, девочка лет пятнадцати полуравнодушно взирала на давно приевшееся зрелище — отплытие рейсового парохода.
Ощутив свою отделенность от берега реки и будучи куда ближе к заболоченным поймам низовьев, Салли ощутила, что груз воспоминаний больше не довлеет над ней, что отныне она вправе на какое-то время вообще позабыть, кто она такая. Тревога за отца вмиг улетучилась. Салли снова поверила в его силы и способность противостоять невзгодам. Она избавилась от едва заметного крючка, на который сама себя поймала.
3. «Архимед»
Корпус состоял примерно из тридцати медсестер, распределенных по гражданским больницам, поскольку армия до сих пор не удосужилась обзавестись собственными госпиталями. Салли жила в квартире Наоми и работала в больнице «Коаст хоспитал», куда добиралась на трамвае. Поездки на этом виде транспорта давали ей возможность размышлять. Она регулярно просматривала военные сводки в «Геральд» и «Телеграф», которые читали другие пассажиры. Салли снова наведалась к Оноре Слэтри, форменная и служебная одежда сидели на ней безукоризненно, и к строчке не придерешься, одним словом, как Онора и обещала. Одежду даже не пришлось подгонять по фигуре, не вносить в нее вообще никаких изменений, что, судя по всему, ничуть не удивило знавшую себе цену белошвейку.
Довольно скоро, неделю спустя и около того, медсестрам вручили железнодорожные билеты до «золотого города» — Мельбурна, другого полюса общественных предпочтений и притязаний. Оба города никогда не прекращали взаимных нападок. По пути на юг — в особенности во время пересадки в Олбери, стоящем на великом водоразделе, поскольку ни тому, ни другому штату не удалось убедить соперника в превосходстве своего стандарта колеи, — на них буквально набрасывались бесчисленные женские комитеты, которые нанимали мальчишек-оборванцев перетаскивать их багаж из вагонов Южноуэльской железной дороги в вагоны Викторианской, поили их чаем и целыми фунтами скармливали им пирожные. С каждой выпитой чашкой и с каждым съеденным кусочком пирожного путы служебных обязанностей и греха ослабевали. Каждая чашка чая даровала желанное забвение. На несколько часов Салли была избавлена от дум о совершенном преступлении и о брошенном на произвол судьбы отце.
Корабль, на который им предстояло сесть, отплывал из мельбурнского порта. Назывался он «Архимед I». Сестер доставили туда на автобусе с Суонстон-стрит, даже не дав возможности убедиться в правоте притязаний Мельбурна на пальму первенства Австралии и Новой Зеландии по части городских парков и архитектурных шедевров. «Архимед I» сиял у обшарпанного пирса. Это был белый пассажирский пароход с зеленой полосой по бортам и гигантским красным крестом по центру. Наличие красного креста на борту узаконивало право судна беспрепятственно пересекать океаны и причаливать хоть в Европе, хоть где угодно, причем — хотя об этом медсестрам никто и словом не обмолвился, — без риска быть атакованным или потопленным. Чего никак нельзя было сказать об уже отправившихся в плавание караванах, не обладавших подобным иммунитетом и посему весьма уязвимых, отчего многие — ходили слухи, что даже сам премьер-министр, — втихомолку молились за их благополучное прибытие к месту назначения. И все-таки вскоре выяснилось, что и их судно подлежало светомаскировке, а членам экипажа и медперсоналу воспрещалось даже курить на палубе в темное время суток. Водоизмещение «Архимеда I», по словам Наоми — одному Богу ведомо, на каком основании она пришла к подобному заключению, — составляло 16 тысяч тонн.