— Ты меня просто потряс, Чарли, — сказала она. — Не скажу, что не ждала. Но просто невероятно, что ты здесь.
— Нет, — сказал он, — это естественно. Помнишь, я был здесь в разведке. Теперь я с передовым отрядом из Фландрии.
Они снова обнялись. Их губы были настолько отзывчивы и столько ведали друг о друге, что ее вынесло на безмятежный горизонт ощущения их судьбы, а следовательно, защищенности. Казалось, самые естественные теперь позы — позы близости, те, глядя на которые под пирамидами, она считала себя неспособной и которые не вызывали у нее ни малейшего возбуждения.
— Не волнуйся, — пробормотал он. — Наши солдаты всегда были в окопах и истекали кровью. Сейчас наши враги тоже в окопах, мы прольем их кровь.
Его уверенность и жажда мести ее не шокировали. Ведь это враги.
— Говорят, нас собираются вернуть, — призналась она. — Может, в Корби, но кто его знает? Считается, что немцы могут взять Амьен. Как бы то ни было, я не хочу видеть, как тебя принесут на носилках. Но если такое случится и ты попытаешься приподняться и улыбнуться мне, я ужасно рассержусь.
— Салли, мне пора, — сказал он.
Высокая кровать в занавешенной комнате, очевидно, не собиралась распахнуть им объятия. Не ко времени, хотя их тела уверяли, что в самый раз. Какое-то время он постоял согнувшись, пока страсть слишком уж очевидно демонстрировала себя. А затем побежал к грузовику, ожидающему на дороге в Бапом. Его торопливость напугала ее. Ей не понравилась такая спешка. Она чувствовала себя какой-то обманутой стремительностью и рвением, с которыми он забрался в кабину и захлопнул дверь.
Вскоре после отъезда Чарли появились машины «Скорой помощи» с ранеными, приехавшие санитары рассказали, что полковые пункты медицинской помощи и перевязочные станции с лежащими в них бедолагами оставлены врагу. Заключенные, которых под конвоем вывели на работы по прокладке новой дорожки между палатами, теперь весело болтали друг с другом по-немецки — предвкушали скорое освобождение. На дорогу, по которой отступали войска и местное население, с неба сыпались бомбы, которые сбрасывали немецкие самолеты, низко летящие над землей. С ближайшего перекрестка две зенитки тявкали на них, точно беззубые сторожевые псы. Морфин оберегал самых тяжелых раненных от понимания происходящего. Но Салли видела, что на лицах многих других растут паника и смятение. Фронт, от которого их, как они считали, избавили раны, догонял, чтобы снова схватить.
В четыре часа, когда Слэтри, Салли и еще восемь молодых медсестер трудились в реанимации, пытаясь подготовить пациентов к транспортировке, вошел майор Брайт и объявил:
— Приказано уходить. Вы должны упаковать личные вещи. На сборы десять минут. Придется идти полмили до станции пешком. Помогать нести сумки некому, поэтому, наверно, какие-то вещи лучше оставить.
Салли была потрясена. Она сказала, что просто не может оставить раненых.
Онора заявила:
— Я останусь здесь. Уверена, немцы не такие варвары, как мы думаем.
Брайт, кажется, вот-вот потеряет терпение, разговаривая с женщиной, в которую, как поговаривали, он был влюблен.
— Я уже это предлагал, но мне отказали. Всем приказано уходить.
— Тогда вам придется меня нести, — сказала Слэтри. — По своей воле я не уйду.
— Господи, Слэтри, хватит разыгрывать драму. Обещаю, что, как только мы попадем на место, будут тысячи людей, которым понадобится твоя помощь. Но сейчас я могу сказать только, что мы должны уходить на запад.
Больше тридцати медсестер, несколько врачей и около шестидесяти санитаров собрали скудные вещмешки и двинулись по забитой людьми дороге. С вещами в руках они шли к местной железнодорожной станции. Там им выдали проездные документы до Амьена. Санитар повел их по грунтовке, которая уводила от основной, прямой как стрела, дороги Бапом-Альбер. Они вышли к железнодорожной станции у деревни, где персонал эвакуационного пункта столкнулся с множеством гражданских и устремившейся туда же пестрой толпой военных. Проселочная дорога, которую они предпочли, ничуть не помогла, эту небольшую станцию, построенную для нужд местных ферм, тоже осаждала огромная масса народа. Солдаты, чья форма была похожа на какую-то навозную коросту, сидели на подоконниках и ступеньках, тупо глядя на кишащую толчею. Охрана, которой удавалось пока сдерживать толпу у станционных ворот, пропустила медсестер к платформе, где показавшийся Салли удивительно знакомым офицер-железнодорожник давал указания толпе военных и гражданских, ожидавших по обе стороны путей.