В первые дни этой страшной вспышки Наоми получила еще одно письмо, на сей раз из Мельбурна. На конверте стояло: «Кирнан и Вебстер, Импортеры и производители, промышленное оборудование».
Мой сын Иэн сообщил нам о вашей помолвке. Он восхищается Вами, и мы рады, что он встретил женщину, понимающую и разделяющую его высокие цели, несмотря на то, что он сейчас в тюрьме. Он имеет право на одно письмо в месяц, и сыновний долг заставил его написать первое письмо нам. Но он попросил, чтобы я в свою очередь написал Вам и передал, что он чувствует себя хорошо. Нам, как наверняка и Вам, больно было узнать, что тюрьма, в которой он находится, очень сырая, насколько мне известно, ее построили в середине прошлого века, когда представления о наказаниях были суровее нынешних. Я посетил местную тюрьму Пентридж, и мой визит обогатил меня дополнительным опытом, я исхожу из здешних условий в ней и хотел бы знать, насколько они соотносятся с положением Иэна. Наши главные надежды зиждутся на том, что его дух тверд, что он наделен духовной силой, понимает, что он не преступник, а также на созданную нами группу друзей, настоящих Друзей, для письменной кампании в его защиту. Мы написали нескольким министрам и, разумеется, премьер-министру. Но в ответ не получаем ничего, кроме формальных отписок государственных служащих с объяснением, что, поскольку население отвергло воинскую обязанность, австралийская армия должна иметь право распоряжаться военнослужащими, как сама сочтет нужным. Я надеюсь, что писавшие такие ответы не всегда будут придерживаться этой точки зрения, поэтому, когда война закончится, что однажды неизбежно произойдет, нехватка солдат перестанет быть проблемой, и аргумент в пользу наказания Иэна только потому, что австралийцы так проголосовали на референдуме, отпадет сам собой. А пока он пишет: «Я думаю, что мое наказание неизбежно в мире, каков он на сегодняшний день». Иэн настоял, чтобы я еще раз напомнил Вам, что он понимает, что Вы молодая женщина, а молодость должна заботиться только о молодости. Он в достаточной мере от мира сего, чтобы понимать, что Вы не должны ощущать себя вынужденной узницей, отбывающей срок параллельно с ним. Полагаю, Вы, скорее всего, уже писали ему, но, кажется, его правильный адрес теперь Кирнан, 27537, Военная тюрьма Миллбанк, Лондон. Мы очень гордимся заключенным 27537 Кирнаном, ибо известны примеры других молодых людей из общества «Друзей», начинавших как Иэн, но уступивших давлению.
Наоми еще не писала отцу об Иэне Кирнане, не говоря уже о помолвке с ним или о том, что его посадили в тюрьму Она не представляла, как объяснить странность всего случившегося так, чтобы это поняли в графстве Маклей.
Салли оставалась в Корби с британскими медсестрами, пока врач не решил, что она достаточно окрепла для непростого путешествия на восток, чтобы начать работу в Альбере, куда перевели ее пункт эвакуации раненых. Теперь ходячие, за которыми она ухаживала, говорили, что замечательные успехи достигаются не за несколько месяцев, иногда порой всего за один день или даже за несколько часов. Газеты, когда она успевала их читать, были полны фраз о срыве намерений гуннов, о том, что их войска обращены вспять, что их натиск удалось сдержать. Было ли все это правдой? Казалось, весной и в начале лета 1918 года поток раненых не уменьшился. Передовой пункт эвакуации раненых в Корби представлялся ей заводом, не способным выполнить все заказы, несмотря на трудолюбие работников.
Итак, теплым утром она уселась на пассажирское сиденье машины «Скорой помощи», чтобы отправиться в Векмон. Пункт находился у развилки дороги, главным образом это были палатки, все здесь только начиналось. После встречи со своими в столовой она узнала, что здесь очень многие страдают трехдневной лихорадкой, как это теперь называли. Или «испанкой». Чем испанцы заслужили подобную честь, Салли не знала. Пришлось создавать новое отделение для размещения заболевших гриппом солдат, а заодно и санитаров.
— Будьте осторожны, дамы, — сказал доктор Брайт, заглянув в столовую. — Хорошо питайтесь и отдыхайте.
Но Салли видела, что Онора, Фрейд, Лео и большая часть остальных — все измучены непрерывными дежурствами днем и ночью. Изредка удается выкроить шесть-семь часов сна.
Произошло это, наверно, дня три спустя. Лео, всегда самая ясная, крепкая и с отчетливее, чем у остальных девушек, прочерченной линией судьбы, рухнула в своей палате на пол, словно сраженная ударом. Это было проявление жестокой лихорадки, похожей на атаку на фронте и достигавшей цели всего за час. Напав из засады, она скосила несчастную в соответствии со своим безумным расписанием.