— Общий вид оттуда гораздо лучше. Поднимемся, если хотите.
— А у нас есть еще время?
— Безусловно.
— После вас, — улыбаясь, сказал Деттвейлер и отступил от лестницы.
Бад подошел, взялся рукой за одну из перекладин, почувствовал, какая она гладкая и теплая, и начал не спеша подниматься. Кингшип и Деттвейлер следовали за ним. Он пытался представить себе зрелище, которое откроется сверху на этот титанический труд…
Лестница заканчивалась небольшой металлической платформой, единственным ограждением которой была тяжелая цепь, продетая в верхнюю часть четырех железных стояков.
Опершись на один из них, он обвел взглядом конвертеры, людей, работающих внизу…
Когда он выпрямился, то прямо под платформой увидел зеленую дымящуюся пелену, покрытую лопающимися пузырьками.
— После того как расплавленный металл остынет, операции будут закончены? — спросил он, показывая на гигантский чан.
— Нет, — ответил Лео, — до формовки он проходит еще через очистительные печи… У вас больше нет ко мне вопросов?
Бад обернулся, удивленный странным тоном Кингшипа. Мужчины смотрели на него в упор. Лица их были замкнуты, непроницаемы… Он покачал головой.
— В таком случае, я сам спрошу вас кое о чем, — сказал Лео. Глаза его за стеклами очков сверкали, как два кусочка льда. — Как вам удалось заставить Дороти написать Эллен, чтобы сообщить ей о своем предполагаемом самоубийстве?
Всё куда-то провалилось: платформа, медеплавильня, весь окружающий мир. Все стерлось, как песочная крепость, смытая волной. Не осталось ничего, кроме этих голубых глаз, устремленных на него зрачков, кроме эха, повторяющего вопрос, заданный Лео, и бьющегося как язык колокола о его барабанную перепонку.
Потом он снова увидел стоящих перед ним Кингшипа и Деттвейлера, из тумана возникла медеплавильня. Под своей влажной от пота рукой он ощутил железо стояка, а под ногами металлические плитки платформы, но она так и ходила под ним… Впрочем — о Боже! — оказалось, что это тряслись его колени.
— О чем… о чем это вы? — удалось ему наконец пролепетать.
— Речь идет о Дороти, — пояснил Деттвейлер. — Вы собирались жениться на ней… из-за ее денег. Но она забеременела… Вы поняли, что не получите ни цента… И убили ее.
Он говорил медленно, останавливаясь после каждой фразы.
— Нет! — закричал Бад и отчаянно затряс головой. — Нет! Она покончила с собой! Она ведь предупредила Эллен! Вы знаете об этом, Лео!
— Вы заставили ее написать Эллен, — сказал Кингшип.
— Но… Послушайте, Лео, разве я мог так поступить? Разве я способен на такое?!
— Вот об этом вы нам и расскажете, — вставил Деттвейлер.
— Я с ней был едва знаком.
— А я думал, что вы никогда не встречались, — заметил Кингшип. — По крайней мере, вы уверяли в этом Мэрион.
— Так оно и было… Я не знал ее.
— В феврале 1950 года вы попросили выслать вам наши рекламные брошюры, — сказал Лео, сжимая кулаки.
— Какие брошюры? — переспросил Бад сдавленным голосом. — Какие брошюры? — повторил он более громко.
— Те, которые я нашел в шкатулке, спрятанной в вашем платяном шкафу, — ответил Деттвейлер.
Снова все под ним заходило ходуном… Шкатулка! Брошюры, а еще что? Вырезки из газет? Их он разорвал, благодарение Богу! Значит, брошюры… и листок с перечнем вкусов и интересов Мэрион!
— Кто вы такой? — закричал он. — Как вы посмели рыться в моих вещах?..
— Не двигайтесь с места! — предостерег его Деттвейлер.
Бад подался назад и ухватился за стояк.
— Кто вы такой?! — крикнул он еще раз.
— Меня зовут Гордон Гант.
Гант! Тот тип из радиоцентра, который все наседал на полицию, требуя от нее действий! Но как он сумел?..
— Я знал Эллен, — пояснил Гант. — Мы познакомились за несколько дней до того, как вы убили ее.
— Убил!.. — воскликнул Бад, весь мокрый от пота. — Да вы сумасшедший! Чокнутый! Скажите, кого я еще убил?.. А вы его слушаете! — обернулся он к Лео. — Значит, вы еще более безумны, чем он! Я никогда никого не убивал!
— Вы убили Дороти, Эллен и Дуайта Пауэлла! — возразил Гант.
— И едва не убили Мэрион, — закончил Кингшип. — Когда она увидела этот список…
«Список! Боже мой, список…»
— Я никогда никого не убивал! Дорри покончила с собой, а Эллен и Пауэлл были убиты каким-то бандитом.
— Дорри? — повторил Гант.
— Я… Ее все называли так! Я… я никогда никого не убивал! Кроме одного япошки, но это было во время войны!
— В таком случае, почему вы дрожите? — спросил Гант. — Почему вы обливаетесь потом?