— Здравствуйте! — произнес с оттенком приятного удивления чей-то голос позади нее.
Она обернулась. На пороге небольшого зала, куда она только что вошла, стоял Бад Корлис.
— Здравствуйте, — смущенно ответила она.
— Как тесен мир! Я пришел одновременно с вами, но не сразу вас узнал. Как поживаете?
— Хорошо, спасибо… А вы как?
— Благодарю вас, тоже неплохо. Вы часто бываете здесь?
— Да.
— Как и я… В тот раз вы не опоздали на свидание?
— Не опоздала.
— Это правда, что я не сразу узнал вас, — повторил он, не отрывая глаз от натюрморта, который внимательно рассматривал. — Я не ожидал встретить вас здесь.
— Почему же?
— По правде сказать, Эллен не очень любила посещать музеи…
— Сестры не всегда похожи друг на друга.
— Нет, конечно… В Колдуэлле, при факультете искусств организован небольшой музей. В основном, копии и репродукции. Раза два я предлагал Эллен пойти туда, но безуспешно.
— Нет, она не интересовалась искусством.
— Почему всегда хочется, чтобы те кого мы любим, разделяли наши вкусы?
Мэрион не ответила на этот слишком прямой вопрос, но все же заметила:
— Как-то я повела Эллен и Дороти — Дороти была самой младшей из моих сестер…
— Я знаю…
— …в этот музей, когда они были еще подростками, но им здесь показалось неинтересно. Я подумала, что они слишком молоды.
— Мне кажется, — сказал Бад, подходя ближе, — что если бы в свое время в моем родном городе был подобный музей… Скажите, заходили вы сюда, когда вам было двенадцать или тринадцать лет?
— Да.
— Вот видите!
Его улыбка ясно давала понять, что оба они относятся к особой категории людей, недоступной для таких, как Эллен и Дороти.
В зал вошла супружеская пара в сопровождении двух детей.
— Пойдем дальше, — предложил он, беря ее под руку.
— Но…
— Сегодня воскресенье и не может быть никаких деловых свиданий, — сказал он с обезоруживающей улыбкой. — Вы одни, я тоже один, так что…
Они прошлись по залам третьего, потом второго этажа, обмениваясь впечатлениями, пересекли первый, продвигаясь среди блестящих машин, казавшихся здесь нелепыми, потом вышли в сад музея. Переходя от статуи к статуе, они задержались перед скульптурой Майоля и присели, наконец, чтобы покурить.
— Вы были помолвлены с Эллен, не так ли?
— Не совсем.
— Я думала…
— Это не было официально, я хочу сказать. Когда люди сближаются в университете, это не означает, что они будут вместе всю жизнь.
Некоторое время Мэрион молча курила.
— У нас было много общих интересов, но они были скорее поверхностными. Одни и те же лекции, одни и те же друзья… Сближал нас, в сущности только Колдуэлл. По окончании курса… Я не уверен, что по окончании курса мы вступили бы в брак. Я нежно любил Эллен, — нерешительно продолжал он, — я действительно очень любил ее, и ее смерть была для меня страшным горем, но… как бы вам сказать?.. Она не была очень глубоким человеком. Надеюсь, вас не задевает, что я так говорю о ней?
Мэрион отрицательно покачала головой, не пряча от него взгляда.
— Кроме искусства, я старался привить ей интерес к серьезному чтению, к политическим вопросам, но и это не имело успеха. По-настоящему она любила только развлечения.
— Ее воспитывали в большой строгости. Вероятно, она испытывала потребность наверстать упущенное.
— Возможно. А потом, она была на четыре года моложе меня. Но мне никогда не приходилось встречать более очаровательной девушки.
Он помолчал и через минуту спросил:
— А загадка ее гибели так и не была раскрыта?
— Нет! Разве это не ужасно?..
Они снова помолчали, а через некоторое время заговорили о преимуществах жизни в Нью-Йорке, где можно так много увидеть и предпринять, о выставке Матисса, которая должна была вскоре открыться.
— Знаете, кто один из моих любимых художников? — неожиданно спросил Бад.
— Кто?
— Может быть, вы и не знакомы с его творчеством… Это Чарльз Демут.
4
Лео Кингшип облокотился на стол, переплёл пальцы и стал внимательно рассматривать холодное молоко в своем стакане, как будто надеялся увидеть там будущее.
— Ты часто с ним встречаешься, не правда ли? — спросил он.
Мэрион с рассчитанной медлительностью поставила кофейную чашку и только после этого посмотрела на отца поверх разделяющей их белоснежной скатерти, хрустальных бокалов и серебряных приборов. На ее разрумянившемся лице появилось замкнутое выражение. Сверкающие стекла очков скрывали ее взгляд.
— Вы имеете в виду Бада? — переспросила она, делая вид, что сомневается, правильно ли она поняла отца.
Он подтвердил кивком головы.
— Да, — резко произнесла Мэрион, — очень часто. Он зайдет за мной сюда минут через пятнадцать. — Она пристально посмотрела на отца, опасаясь, как бы не вспыхнул спор и не испортил ей настроение, и, в то же время, приветствуя возможность рассказать, наконец, о своих чувствах к Баду.
— А как у него с работой?.. Есть перспективы?
— Он пока стажируется, — ответила она после краткого молчания. — Но через несколько месяцев его, возможно, назначат начальником отдела. Почему это вас интересует?
Она улыбнулась одними губами.
Кингшип снял очки, его голубые глаза замигали под холодным взглядом Мэрион.
— Он был у нас на обеде, Мэрион. Раньше ты никого сюда не звала. Разве это не дает мне оснований для некоторых вопросов?
— Бад живет в меблированных комнатах, — объяснила она. — Когда я не могу составить ему компанию, он обедает один, поэтому я его и пригласила.
— Значит, если ты не приходишь сюда, то проводишь вечер с ним?
— Да, чаще всего. Что плохого в том, что мы оба пытаемся скрасить наше одиночество? Мы и работаем близко друг от друга!
Она почувствовала раздражение от необходимости как бы оправдываться и твердо добавила:
— Мы встречаемся, потому что у нас много общего и мы испытываем большую взаимную симпатию.
— Следовательно, мои вопросы обоснованны, не так ли? — мягко осведомился Лео Кингшип.
— Это человек, которого я люблю, а не проситель, добивающийся работы на ваших заводах.
— Мэрион…
Она взяла из серебряной чаши сигарету и закурила.
— Я чувствую, он вам не нравится.
— Разве я это сказал?
— Потому, что он беден.
— Это неверно, Мэрион, и ты понимаешь это.
Наступило гнетущее молчание.
— То, что он беден, трудно не узнать, — снова заговорил Кингшип, — он упомянул об этом но меньшей мере три раза в течение вечера. Не считая рассказа о даме, которая снабжает его мать заказами для шитья.
— А что плохого в том, что его мать занимается шитьем?
— Ничего, Мэрион, ровным счетом ничего. Все зависит от того, как об этом говорить… Знаешь, кого он мне напоминает? У нас в клубе есть один тип, который немного прихрамывает — у него одна нога не сгибается. Так вот, всякий раз, когда мы играем в гольф, он предупреждает нас: «Главное, не ждите меня, ребята. Я могу вас задержать из-за этой несчастной ноги». После такого предисловия мы, само собой, передвигаемся очень медленно, а если нам случается его обогнать, то нас мучает совесть.
— Не вижу связи, — сухо произнесла Мэрион.
Она встала из-за стола и направилась в гостиную. Оставшись один, Кингшип растерянно провел рукой по своим мягким седым волосам. В гостиной Мэрион подошла к широкому окну, выходящему на Ист-Ривер. Она стояла очень прямо, придерживая рукой тяжелую гардину. Скоро она услышала шаги отца.
— Поверь, Мэрион, — робко сказал он, — я забочусь только о твоем счастье. Я знаю, что не всегда был достаточно… внимателен, но разве я не изменился с тех пор, как Дороти и Эллен?..
— Это правда, — сделав над собой усилие, признала Мэрион. — Но мне скоро исполнится двадцать пять лет… Я независимая женщина. У вас нет оснований обращаться со мной так, будто я…