— Я просто хочу, чтобы ты не поступила необдуманно, Мэрион.
— Не беспокойтесь.
— Это единственное, о чем я тебя прошу.
— Почему он вызывает у вас такую неприязнь? — помолчав, спросила Мэрион.
— Ты ошибаешься. Но он… Как бы тебе сказать? Я…
— Может быть, вы боитесь потерять меня? — удивленно проговорила Мэрион.
— Я уже потерял тебя, когда ты перестала жить здесь.
— В сущности, вы должны быть ему благодарны, — отрывисто произнесла Мэрион, поворачиваясь лицом к отцу. — Знаете, мне совсем не хотелось приводить его сюда. Едва я его пригласила, как тут же пожалела об этом. Но он стал настаивать. «Это ваш отец, — говорил он. — У него никого нет, кроме вас… Он, должно быть, чувствует себя совсем одиноким». Бад придает семье большое значение. Гораздо большее, чем я. Вместо того чтобы относиться у нему враждебно, вам следовало бы благодарить его. Он может только сблизить нас.
— Я очень хотел бы верить ему, — сказал Кингшип. — Он, вероятно, порядочный человек. Мне только необходимо убедиться, что ты не совершаешь ошибки.
— Вы собирали о нем сведения? Установили за ним слежку?
— Нет, нет, что ты!
— Но вы так поступили, помните, когда за Эллен начал ухаживать молодой человек, который не пришелся вам по вкусу.
Эллен в то время было всего семнадцать лет, и дальнейшие события подтвердили мою правоту, ты не находишь?
— Но мне уже двадцать пять, и я знаю, чего хочу. Если только вы попробуете шпионить за Бадом…
— Мне это и в голову не приходило!
— Я люблю его, — сказала Мэрион напряженным голосом. — У меня к нему глубокое чувство. Знаете ли вы, что это значит — иметь, наконец, любимого человека?
— Мэрион, я…
— Так вот, если вы сделаете что бы то ни было — слышите, что бы то ни было — и заставите его почувствовать себя здесь нежеланным гостем… я никогда вам этого не прощу! И, клянусь вам, никогда в жизни больше с вами не заговорю!
Она снова повернулась к окну.
— Но я и не думал ни о чем подобном, Мэрион… — снова сказал отец, глядя с несчастным видом на казавшуюся ему враждебной спину дочери, и со вздохом опустился в кресло.
Через несколько минут у входной двери раздался звонок. Мэрион оставила свой наблюдательный пост и направилась в холл.
— Мэрион, — позвал Кингшип, вставая.
Она остановилась, вопросительно посмотрела на него. Из холла доносились приглушенные голоса.
— Предложи ему зайти на минуту, выпить что-нибудь.
— Хорошо.
После секундного колебания Мэрион добавила:
— Мне жаль, что я так говорила с вами.
Кингшип проводил ее взглядом, потом подошел к камину и посмотрел на свое отражение в висящем над ним высоком зеркале. Он увидел элегантно одетого мужчину на фоне роскошного интерьера.
Расправив плечи, он заставил себя улыбнуться и, с заранее протянутой рукой, направился к двери.
— Добрый вечер, Бад!
5
День рождения Мэрион пришелся на первую субботу ноября. С утра она на скорую руку убрала квартиру и в час дня входила уже в ресторан на Парк-авеню. Отец поджидал ее у входа. Он нежно поздравил ее, расцеловав в обе щеки. Улыбающийся метрдотель проводил их к заказанному заранее столику и отрекомендовал меню с чисто галльским лиризмом. Пышный розовый букет украшал стол. Садясь, Мэрион обнаружила под своей салфеткой белый пакетик, перевязанный золотой тесемкой.
Кингшип делал вид, что поглощен выбором вин. Мэрион, порозовевшая, с блестящими глазами, вынула из пакетика футляр, открыла его и увидела золотую с жемчугом брошку. Радостно вскрикнув, она горячо поблагодарила отца и погладила его руку, как бы случайно оказавшуюся рядом с ее собственной.
Брошка была тяжеловата, вычурной формы, но радость Мэрион была неподдельна. Ее растрогал не подарок, а сам поступок отца: до сих пор в день рождения своих дочерей Лео Кингшип неизменно преподносил им чек на сумму в сто долларов, заполненный рукой его секретарши.
Из ресторана Мэрион отправилась в институт красоты, потом вернулась к себе. В конце дня в передней раздался звонок. Она нажала на кнопку, открывавшую дверь первого этажа. Через минуту появился маленький посыльный из цветочного магазина с коробкой в руках. Он усиленно делал вид, что запыхался, но щедрые чаевые немедленно вернули ему дыхание.
Мэрион открыла коробку — там лежала прекрасная белая орхидея. На карточке стояло одно слово: Бад. Подойдя к зеркалу, Мэрион приложила цветок к лицу, потом, обрызгав водой мясистые лепестки, снова убрала в коробку и поставила ее в холодильник.
Он явился ровно в шесть часов. Позвонил два раза, снял одну из своих серых замшевых перчаток и смахнул с синего плаща пушинку. Дверь отворилась. Сияющая Мэрион стояла на пороге. На ее черном пальто выделялась своей белизной орхидея. Поздравив Мэрион, Бад поцеловал ее в щеку, чтобы не стереть помады, более яркой, как он заметил, чем в начале их знакомства.
Они направились в небольшой ресторан на Пятьдесят второй улице. Цены здесь были более скромные, чем в том ресторане, где Мэрион завтракала с отцом, тем не менее они показались ей высокими, так как она видела их глазами Бада. Они заказали коктейли с шампанским, луковый суп, отбивные… Когда после обеда Бад положил на поднос официанта восемнадцать долларов, Мэрион нахмурила брови, но Бад с улыбкой заметил, что они не каждый день празднуют ее рождение.
Чтобы не опоздать в театр — давали «Святую Иоанну» Шоу — они взяли такси. Билеты в шестом ряду Бад купил заранее. Во время антрактов Мэрион оживленно говорила о пьесе, об игре актеров, указывала Баду на присутствовавших в театре знаменитостей. Ее газельи глаза ярко блестели.
Когда они вышли из театра, Мэрион предложила пойти к ней, оправдываясь перед собой тем, что Бад и так истратил много денег.
— Я чувствую себя странником, впервые проникающим в святилище, — пошутил Бад, пропуская Мэрион перед собой.
— Вы увидите, у меня очень просто, — поторопилась сказать она, — квартира совсем небольшая.
Она открыла дверь, вошла и включила электричество. Затененные абажурами лампы мягко светились. Бад последовал за ней. Мэрион смотрела на него, ожидая его реакции, в то время как он разглядывал светло-серые стены, дубовую мебель, длинные, белые с голубым, полосатые занавеси.
— У вас прелестно, положительно прелестно.
Она отвернулась, чтобы отколоть орхидею, и неожиданно почувствовала себя так же неловко, как в первую их встречу. Бад помог ей снять пальто, потом стал рассматривать картины. Мэрион прикрепила цветок у ворота платья. Пальцы ее дрожали.
— А вот и наш старый друг Демут, — заметил Бад, любуясь картиной, висящей над низким книжным шкафом.
— Вы любите его?
— Очень.
Они стояли совсем близко друг от друга. Мэрион, смутившись, спросила:
— Хотите что-нибудь выпить?
— С удовольствием.
— У меня есть только вино.
— Вот и прекрасно… Но раньше, чем вы выйдете из комнаты, я хотел бы еще раз вас поздравить от всей души…
Он вынул из кармана небольшой футляр, обтянутый шелком.
— О, Бад, вы не должны были! Спасибо, спасибо, они очаровательны! — воскликнула Мэрион, вынимая из футляра серебряные серьги простой, но изысканной формы.
Она подбежала к зеркалу, чтобы их примерить. Бад пошел за ней, и когда она прикрепила их к ушам, обнял ее.
— Очаровательны не они, а вы, — прошептал он… — А где же вино, о котором шла речь? — смеясь, добавил он после долгого поцелуя.
Мэрион вернулась из кухни с оплетенной бутылкой итальянского вина и двумя бокалами на подносе. Бад тем временем снял пиджак и сидел по-турецки перед книжным шкафом, держа в руках открытую книгу.
— Вот не знал, что вы любите Пруста, — сказал он.
— Я обожаю его!
Мэрион наполнила два бокала и один из них протянула Баду. Потом сняла туфли и села на пол рядом с ним.
— Мне хочется прочесть вам одно место, которое мне особенно нравится, — предложил Бад, перелистывая томик.