— Да, да, помню. Вы ведь были знакомы с Эллен, не правда ли?
— Совершенно верно, — подтвердил Гант.
— Извините, что принимаю вас среди такого беспорядка.
— Не имеет значения… — сказал Кингшип. — Мы проходили неподалеку…
— Вы не забыли о сегодняшнем обеде? — весело перебила его Мэрион. — Мы будем к семи часам. Она приезжает в пять и захочет, вероятно, зайти сначала в отель, где остановится… Я говорю о моей будущей свекрови, — добавила она, повернув к Ганту сияющее лицо.
«О Боже, — подумал Гант, — я должен был бы сказать ей: так вы выходите замуж? Поздравляю от всего сердца и желаю счастья». Но он ограничился неопределенной улыбкой.
— Чему я обязана удовольствием вас видеть? — все так же любезно спросила Мэрион.
Гант посмотрел на Кингшипа, но отец Мэрион хранил молчание. Тогда он сам бросился в атаку:
— Я был знаком и с Дороти, правда, совсем немного.
— Ах, вот как, — сказала Мэрион и опустила глаза.
— В Стоддарде мы посещали некоторые лекции вместе. Но Бада я что-то не помню.
— Бада? — подняла голову Мэрион.
— Да, Бада Корлиса, вашего жениха.
— Но Бад не учился в Стоддарде, — улыбаясь, возразила Мэрион.
— Учился, мисс Кингшип.
— Нет, уверяю вас, — сказала Мэрион. Ошибка Ганта, казалось, забавляла ее. — Он учился в Колдуэлле.
— Но до этого в Стоддарде.
Мэрион взглянула на отца, ожидая, что он возразит настойчивому посетителю.
— Это правда, Мэрион, — глухо сказал Кингшип. — Покажите ей справочник, Гант.
Гант открыл книгу в синем переплете и, протянув ее Мэрион, указал на фотографию.
— Как странно! — воскликнула Мэрион. — Я должна перед вами извиниться, но я совершенно не подозревала… 1950 год, — добавила она, заметив дату на переплете.
— В справочнике за 1949 год тоже есть его фотография, — сказал Гант. — Он два года проучился в Стоддарде, потом перевелся в Колдуэлл.
— В самом деле? — воскликнула Мэрион. — Это просто удивительно! Может быть, он был знаком с Дороти?
Эта мысль как будто была ей приятна, — тем что создавала новые узы между ней и ее женихом.
— Он никогда не говорил вам об этом? — спросил Гант, не обращая внимания на энергичные знаки, которые делал ему Кингшип.
— Нет, никогда… Но что с вами? — добавила она, только теперь заметив явное смущение обоих мужчин.
— Ничего, — ответил Кингшип, бросая на Ганта полный отчаяния взгляд.
— В таком случае, почему у вас такой вид?..
Она снова посмотрела на справочник, потом подняла глаза на отца.
— Вы для того и пришли, чтобы показать мне это? — спросила она сдавленным голосом.
— Мы хотели выяснить, знала ли ты об этом.
— Зачем?
— Просто хотели выяснить.
— Зачем? — повторила Мэрион, обращаясь на этот раз к Ганту.
— Что могло побудить Бада скрыть это от вас, — начал Гант, — если он не…
— Гант! — угрожающе вскрикнул Кингшип.
— Скрыть! — повторила Мэрион. — Что заставило вас употребить это слово? Он ничего от меня не скрыл. Мы никогда об этом не говорили, из-за Эллен, вероятно.
— Какая могла быть у Бада причина не говорить своей невесте, что он провел два года в Стоддарде, если бы он не был близок с Дороти? — неумолимо продолжал Гант.
— Близок с Дороти?! — переспросила Мэрион недоверчивым тоном. — Что он хочет этим сказать? — повернулась она к отцу. Глаза ее сузились.
Лицо Кингшипа нервно подергивалось.
— Сколько вы платите ему? — ледяным тоном произнесла Мэрион.
— Плачу?
— За то, что он сует свой нос в чужие дела! За то, что роется в грязи! За то, что сочиняет омерзительные истории!
— Он явился ко мне по собственному побуждению, Мэрион.
— Просто проходил мимо, должно быть.
— Я прочел заметку в «Таймс», — вставил Гант.
— Вы поклялись мне, что не будете этого делать! — с горечью сказала Мэрион, не обращая внимания на Ганта. — Поклялись, что не станете заниматься расследованиями его прошлого, обращаться с ним, как с преступником!
— Я не занимаюсь никакими расследованиями, — уверял Кингшип.
— Мне казалось, что вы изменились, — продолжала Мэрион. — Думала, что вам нравится Бад… Что вы любите меня… Но я ошибалась! Вы не способны измениться!
— Мэрион…
— Вы думаете, я не вижу вас насквозь? Он был «близок» с Дороти — это от него она забеременела, как я понимаю, — он был «близок» с Эллен, а теперь он «близок» со мной… и все это ради денег, ради ваших грязных денег! Вот как вы себе все это представляете!
— Вы заблуждаетесь, мисс Кингшип, — спокойно сказал Гант. — Это я так думаю, а вовсе не ваш отец.
— Видишь? — вставил Кингшип. — Он пришел ко мне по собственному почину.
— Кто вы такой? — спросила Мэрион, обращаясь к Ганту. — И почему вы вмешиваетесь в чужие дела?
— Я знал Эллен.
— Это я уже поняла. И вы знакомы с Бадом?
— Не имею этого удовольствия.
— А можете вы мне объяснить, почему вы возводите на него обвинения за его спиной?
— Это длинная история, мисс Кингшип.
— Вы уже достаточно сказали, Гант, — вмешался Кингшип.
— Приходилось вам когда-нибудь слышать о законе, карающем за клевету? — резко спросила Мэрион. — Да, лучше вам уйти, — продолжала она, видя, что ее отец направился к двери и делает Ганту знак следовать за собой. — Одну минуту, — добавила она, когда Кингшип уже открывал дверь. — Собираетесь вы прекратить эту милую игру?
— Уверяю тебя, Мэрион…
— Прекратите вы ее?
— Хорошо, Мэрион… Ты все же придешь сегодня обедать? — смиренно спросил он.
— Да… Но только потому, что не хочу огорчать мать Бада, — сухо сказала Мэрион после минутного колебания.
Кингшип закрыл дверь.
Они зашли в аптекарский магазин на Лексингтон-авеню. Гант заказал яблочный пирог и кофе, Кингшип — стакан молока.
— Мы не потеряли времени даром, — заявил Гант.
— Что вы хотите этим сказать?
— Мы знаем теперь основное. Он не говорил с ней о Стоддарде, а это значит…
— Вы слышали, что сказала Мэрион, — перебил его Кингшип. — Они избегали эту тему из-за Эллен.
— Послушайте, — укоризненно возразил Гант, — такое объяснение удовлетворяет вашу дочь, потому что она влюблена! Но можете вы представить себе парня, который не рассказал бы своей невесте об учебных заведениях, которые он посещал?..
— Все же он не обманул ее, — заметил Кингшип.
— Нет, он просто умолчал, — иронически согласился Гант.
— Принимая во внимание все обстоятельства, мне это кажется понятным.
— Само собой разумеется… Если под «обстоятельствами» подразумевать его отношения с Дороти.
— Вы не имеете права делать подобные предположения.
Гант отпил немного кофе, добавил сливок и сделал еще глоток.
— Ведь вы боитесь ее, верно? — спросил он.
— Боюсь Мэрион? Какая нелепость! — воскликнул Кингшип и резким движением поставил на стол стакан с молоком. — Но человек считается невиновным пока его виновность не доказана.
— Следовательно, нам ничего другого не остается, как искать доказательства.
— Вот видите! Еще не начав, вы убеждены, что это охотник за приданым.
— Я убежден в гораздо более страшных вещах! — возразил Гант, поднося ко рту кусок пирога. — Как вы собираетесь теперь поступить?
— Да никак, — ответил Кингшип, опустив голову.
— Вы позволите им вступить в брак?
— Я не мог бы им помешать, даже если бы захотел. Ведь они оба совершеннолетние.
— А если нанять сыщиков? До свадьбы остается четыре дня, возможно, за это время они что-нибудь обнаружат.
— Да, «возможно», — сказал Кингшип. — Если будет, что обнаруживать. Но Бад может заметить, что за ним следят и сообщить об этом Мэрион…
— А вы нашли нелепым мое предложение, что вы боитесь Мэрион! — с улыбкой заметил Гант.
Кингшип вздохнул.
— Выслушайте меня, — сказал он, не глядя на Ганта. — Я имел жену и трех дочерей. Двух из них у меня отняли, а жену я потерял по собственной вине. Не исключено, что я в ответе и за смерть одной из дочерей. У меня осталась только Мэрион. Мне пятьдесят семь лет, и у меня нет никого, кроме нее и нескольких не слишком близких друзей, с которыми я играю в гольф и веду деловые разговоры.