Впрочем, если Лахлана и Глена еще кто-то ждал на залитой маревом костров равнине, то Килану, как самому младшему и неудачливому, там не было места. Именно поэтому он и остался здесь, на берегу, придерживая качающуюся на беспокойных волнах лодку.
Старый куррах, перешедший им по наследству от отца, мягко пошатнулся, когда Глен сбросил на самое дно силки для тюленей. Окинув чернеющее море торжествующим взглядом, он набрал полную грудь соленого воздуха и шумно выдохнул, подобно киту, пускающему в небо фонтан.
- Знаешь, Килан. В такую ночь глядишь и тюленьего короля можно повстречать, - усмехнулся он.
Килан едва слышно заскрипел зубами.
- Ты не оставишь их в покое, пока всех не перебьешь, так ведь? - выдохнул он.
- А что не так, Килан? Опять завел старую песню? - ухмыльнулся Глен.
- Они твоя плоть и кровь, Глен. Такие же братья, как я и Лахлан.
Глен расхохотался и хлопнул младшего по плечу. Он уже потерял всякую надежду на то, что Килан когда-нибудь повзрослеет.
- Пора перестать верить в бабьи сказки, Килан. Наша мать была обычной женщиной, и в море утопилась, потому что знала, отец ее и с того света достанет. А теперь она свободна от нас всех, и где-то на дне рыбы глодают ее кости.
Щеки Килана зарделись от злости, а Глен все говорил, не обращая внимания:
- Уж поверь, она там счастливее, чем при жизни. А что до тюленьего промысла, брат, - это наше семейное дело. И ты, и я до конца своей жизни будем им заниматься, и твои дети, и дети твоих детей...
- Ни слова больше! - гаркнул Лахлан из-за спины Килана. - Я по горло сыт вашими препираниями.
Прибрежная галька едва шуршала под его тяжелым весом, послушная, как верный пес перед хозяином. Лахлан словно бы ступал не по камням, а по рассыпанной неряшливой хозяйкой муке, потому к самой кромке воды он подобрался незаметно. Густая черная борода, как у закостенелого рыбака, скрывала в своих недрах строгую линию губ, что, казалось, с каждым днем становилась все суровей. После смерти отца Лахлан как старший сын обязан был перенять все его обязанности, но порой Килану чудилось, что Лахлан и вовсе обращается им. Обрастает грубой отцовской кожей, как прибрежные скалы обрастают жесткими, намертво вцепляющимися в камень балянусами.
Приблизившись к лодке, Лахлан сбросил с плеч тяжелую ношу - кипу шерстяных овечьих одеял, зимних, самых теплых. Присмотревшись, Килан осознал, что столько у них в доме даже не держали - целых три. И зачем? Ночь не обещала быть холодной, да и штормом не пахло - при сегодняшней погоде любой, даже пятилетний мальчонка мог бы подтвердить.
И что только Лахлан задумал, когда наказал готовить лодку в ночь гуляний? Ночь летнего солнцестояния, колдовскую ночь...
Грубым кивком Лахлан указал Килану на куррах, и тот беспрекословно полез внутрь первым, тут же перебравшись на нос. Они всегда плавали так - Килан, пускай и самый легкий, впереди - и не страшились перевернуться даже в сильную качку. Ведь море благоговело братьям Мак-Муйр с рождения, и они были единственными рыбаками на берегу, кто выходили на воду в самый страшный шторм.
Куррах проворно заскользил по волнам, и, казалось, даже ветер изменил направление, подталкивая его вперед. Стоило только соленым брызгам ударить в нос, как Килан ощутил прилив безмятежного спокойствия. Словно материнские руки, прикосновения которых он почти не помнил, заключили его в нежные объятия. Прикрыв глаза, он вмиг забылся, уносясь прочь в открытое море. Всего лишь миг, и его уже не беспокоила жизнь на берегу - косые взгляды соседей, назойливый шепот и желание хоть как-то сблизиться, чтобы легче жилось там, на земле. Теперь же это все уже не имело значения.
Но тут же предательский ветер вместе с запахом соли принес за собой ароматы цветущего вереска и жгучий дым костров. Приоткрыв глаза-щелки, Килан обернулся, взглянув на берег, который братья быстро оставляли позади. А вместе с ним простое людское веселье и деревенские обряды, без которых было не протянуть следующий год. Жжение трав, благословение скота, танцы вокруг костра, брачные обеты и клятвы верности...
- А ведь мы не принесли вместе с остальными рыбаками клятву морю, - взволнованно пробормотал Килан, не отводя взгляда от огней, словно завороженный.
В ответ на это Лахлан внезапно захохотал, что случалось с ним редко, - зычно и громогласно. Глен тут же завторил ему.